Среди сосен и елей - Илья Максимович Просперов

то грешно. От старости то наверное уже ум убежал.

– Ваша правда, ваша благородья, правда не думал, что сосед меня так обманет.

– Так, – оживился барин, – интересно. Как же это он тебя обманул?

– Да приснилось ему, будто самородок он в ручье нашёл, вот я и подумал.

Барин хотел было открыть рот и сказать что-то, но промолчал.

– Тьфу, – плюнул он, сел в карету и поехал, хлопнув дверцей.

Однако, жители деревни не ругали Павла Афанасьевича и не смеялись над ним. А что, поди плохо, у них появилась яма в которой можно и гусям купаться, и бельё удобно полоскать и воду набирать. Да и пескари там завелись хорошенькие, пожарить в самый раз. Потому с того времени если кто приезжал в Мордехаево, и подходил у ручью, ему показывали яму и говорили.

– А это дело рук нашего деда Паши.

Дед Иван убрал трубочку в карман и зевнул.

– Дедушка Ваня, а с песком, глиной и камнями что сделали?

– Барин песок себе забрал. Для стройки наверное. А камни с глиной вся деревня растащила. Кто на печку, кто ещё на что.

– Да, интересная история.

– Так оно и есть,– согласился дед Иван и посмотрел на небо. Оранжевые облака медленно плыли над лесом. Солнце уже село, день так же как и эта история подошёл к концу.

История Третья. Мерянский «Шерлок Холмс»

Стояла жара. Но от неё не было плохо, ведь это были прощальные августовские теплые деньки. Уже и солнце сократило свой рабочий день, и ночами чтобы на выйти улицу приходилось надевать фуфайку. На деревьях начала желтеть листва, а вода в пруду бурно зацвела и никто уже в нем не купался. Мальчишки и девчонки, приехавшие к бабушам на каникулы, прощались со своими деревенскими друзьями и под песню Ротару «Вот и лето прошло», покидали Мордехаево до следующего лета.

Но были и плюсы. Несмотря на жару давеча прошел хороший дождик и я, проснувшись по привычке в пол пятого, одел сапоги, и взяв две корзинки выдвинулся в лес.

С грибами мне повезло. Началась волна белых, и в этот раз мне удалось насобирать целую корзину, всего за полчаса. Это я ещё от дома ушёл совсем недалеко.

Но и вторая корзиночка не пустовала. В неё отправились два десятка молодых подберёзовиков, столько же подосиновиков, немного маслят и парочка польских.

Возвращаясь к дому я сократил путь и пошел не через Тришкин загон (позже будет рассказано, почему некоторые места носят такие названия) а прямиком до пруда.

На берегу сидел собственной персоны дед Иван с поплавочной удочкой в руке. Рядом стояло старенькое ржавое ведерко, в котором я заметил несколько рыбин.

– Клюёт? – поинтересовался я, подойдя к нему.

– Потихоньку. Вон вишь, трех ладошечных карасиков уже поймал. Бывало и лучше… а у тебя я вижу все в ажуре?

– Ну да. Маслят вот жалко мало, так бы засолил пару банок.

– А ты пройдись до старого зимовья, там полкорзинки точно наберешь.

– Да ладно, оно ж прям у дороги. Неужели там маслята есть?

– Ну во-первых не прям у дороги, а во вторых не только маслята, там при последнем охотнике из рода Креслава и грузди встречались.

– Чего? – не понял я.

– В зимовье этом охотники раньше жили,– принялся объяснять мне дед Иван, – ну про них я тебе как-нибудь в другой раз расскажу, а то вспомнил я одну историю, надо тебе её поведать, а то память то сам понимаешь…

Жил здесь в самом начале двадцатого века в зимовье один мужик – Велемир. Был он охотником и по национальности был мерянином, то бишь из предки его были из племени меря. И не был Велемир похожим на остальных. Жил он один, родители давно умерли, а ни жены, ни детей у него не было. Нелюдимым был Велемир ни с кем толком не общался. Скотины не держал, почти ничего не сажал. Питался исключительно дичью, рыбой, грибами, ягодами и прочими дарами природы. И охотником, скажу я тебе, был он первоклассным, отец мне рассказывал, бывало идешь по лесу, а навстречу Велемир. Несёт три корзины полные грибов, а на плече у него ягдташ набитый утками да зайцами. Никогда он с пустыми руками из лесу возвращался. И никто не ведал, как он такое количество дичи добывал, прям чудеса нашего леса.

Деревенские чурались Велемира. И на то были причины. Но произошёл как то один случай, после которого его стали не то чтобы уважать, но хотя бы не избегать.

Пропала у одного мужика овца из овина. Как узнал он, такой крик поднял – вся деревня сбежалась. И принялись обсуждать своровал ли кто или волк утащил? Волков то вроде давно уже не видели, да и вор не сознается. Не понятно чем бы это дело кончилось если бы не вмешался Велемир. Он молча зашёл в овин, и на глазах у крестьян принялся всё осматривать. Спустя несколько минут он повернулся к хозяину и сказал.

– Волк если в овин залез, то задерет всех овец и только одну утащит. Тут же все целые. На соломе крови не видно, а если бы волк овцу задирал, так на том месте пятна бы красные были. Клоков шерсти ни овечьей, ни волчьей тоже нет. К тому же ночью лая собачьего слышна не было и блеянья, значит собаки волка не почуяли, а раз овцы не блеяли значит кто-то очень тихо залез и овце крепко пасть завязал. Да и шляпка одного гвоздя на стене чуть красная. Это значит что в темноте кто-то плечом о гвоздь зацепился и поцарапался.

Велемир осмотрел притихшую толпу, почесал густую бороду и усмехнулся.

– Ну что? Указать вора или он сам сознается?

Вор сам сознался. Покаялся. Ну поругали его конечно, дали по шее пару раз на том и кончилось.

И с тех пор в деревне никто не воровал.

***

Помогал я как то старушке одной дрова колоть. После работы она поставила самовар и позвала меня чай пить. Во время чаепития я заметил на её участке сарай. Меня поразил его не обшитый каркас, состоявший из толстенных грубо обструганных бревен.

– Ничего себе, постройка, – уважительно заметил я, – умелые люди строили.

– Это ещё, дед мой, Михаил, Царствие Небесное, строил, – сказала бабушка, подливая мне в блюдце кипятку, – брёвна в одиночку таскал из Тришкина загона.

– Понятно… а мне всегда интересно было, почему Тришкин загон назвали так? Не просто же так?

– Просто так, мой дорогой, ничего не бывает. А прозвали