Невеста для тирана - Майя Бессмертная

Сглатываю слюну, и поднимаю голову на мужчину, который сверлит меня пронзительными серыми, с зеленцой, глазами.

Орлиный нос, твёрдый подбородок и густая тёмная шевелюра завершают образ самого знаменитого холостяка города, за сердце которого идёт борьба многих достойных и именитых девиц.

По крайней мере, так пишут в журналах.

Митрофанов собственной персоной.

– Алина! Почему в офисе посторонние?

Блондинка испуганно прячет смартфон под бумагами, лежащими на столе, и, потупив взор, тараторит, как пулемёт, выпучивая свои голубые глаза.

– Простите, Юрий Александрович. Это не посторонняя, это дочь Игоря Дмитриевича Кулагина, который сейчас у вас в кабинете. Ожидает отца. Прикажете выгнать?

– Дочь?

Похотливый взгляд бизнесмена аккуратно прогуливается по моей фигурке, обжигая каждую клеточку моего тела страстным похотливым взглядом, останавливаясь на пухлых губах.

Прячу руки за спину, тяжело дыша.

Мне становится жутко страшно от этого наглого сексуального взгляда, которым никто и никогда не смотрел на меня, и я отступаю назад, закусив нижнюю губу.

Конечно, некоторые мальчишки из класса и пара старшеклассников, обращают на меня своё внимание, пытаясь завлечь в свои амурные сети, но я упрямо избегаю парней, проводя все ночи напролёт за чтением любовных романов, которыми набит стеллаж в моей комнате.

Ох, как мне хочется этой настоящей, искренней и чистой любви!

Подружки наперебой рассказывали о своих амурных похождениях и мимолётном сексе в ближайшем подъезде, смотря на меня, как на дурочку, по-прежнему остававшуюся невинной.

Но мне их искренне жаль.

Разве о таком сексе пишут в романах? Нет, я хочу выйти замуж невинной, за любимого человека, жить с ним долго и счастливо, и умереть в один день.

Как в сказке.

– Здрассти.

Даже с опущенными глазами я ощущаю на себе пристальный взгляд бизнесмена Митрофанова, и провожу влажными потными ладошками по своим бёдрам. Сердце бешено стучит, а пульс зашкаливает – мне страшно и волнительно одновременно.

Какое-то доселе незнакомое чувство тревоги поселяется в душе.

– Впрочем, Игорь Дмитриевич, я готов вас выслушать ещё раз.

Бизнесмена задумчиво скользит по мне взглядом, растягивая слова. У папы загораются глаза.

– Да?

Отец оказывается рядом, с надеждой глядя на своего соперника, дрожа от волнения. По его багровой шее я понимаю, что он сильно волнуется и совсем близок к гипертоническому кризу – вон его как трясёт.

Нужно немедленно дать папе таблетку, которая, как назло, осталась в бардачке автомобиля. Но, я могу сбегать, если папочка меня отпустит.

– Да. Но я хочу, чтобы при разговоре присутствовала ваша дочь.

Чёрт…

Зачем я ему, интересно?

Ведь я совершенно не разбираюсь в кредитовании и различных бумагах, важных для ведения бизнеса.

Что он задумал?

– Конечно, не вопрос.

Папа тотчас втаскивает мня в рабочий кабинет Юрия Александровича и глазами указывает на кресло, стоящее в отдалённом углу. Я понимаю его полуслов – мне не требуется повторять дважды, ведь я стараюсь не расстраивать папу никогда.

Он – самое дорогое, что у меня осталось после смерти матери.

Конечно, есть ещё брат и сестра – близнецы, но они слишком маленькие, чтобы мы могли с ними подружиться. Между нами целая пропасть – двенадцать лет. И, честно говоря, именно их я считаю невольными убийцами мамы – ведь после родов двойни мать быстро сгорела.

Отец садится перед рабочим столом, вытирая пот со лба белоснежным платком, и с надеждой устремляет свой потухший взгляд на более удачливого бизнесмена.

Какое унижение.

Митрофанов захлопывает дубовую дверь и, не сводя с меня пристального взгляда, прищуривается. Я готова провалиться сквозь все этажи этого здания, чтобы немедленно оказаться на улице и вздохнуть, наконец, свежий майский воздух.

Но, приходится сидеть, опустив взгляд в тёмный ковёр, лежащий на полу и считать лепестки вышитого белоснежного лотоса. Кресло, впрочем, весьма удобное, но я не позволяю себе расслабиться – слишком неуютно чувствую себя под обжигающим взглядом незнакомца.

– Итак, Игорь Дмитриевич, вы просите меня о некой помощи? Я вас правильно понял?

– Да, после того, как вы вышли на рынок, мои дела пошли совсем плохо. А ведь у меня на иждивении трое несовершеннолетних детей и престарелая сестра.

– Ваши семейные проблемы меня не должны волновать, разве нет?

Отец понуро кивает, свистяще выдыхая воздух изо рта.

– Зачем вы всё же пришли ко мне?

– Я подумал, может быть, вы захотите объединить наши фирмы? Моё имя – довольно известное на цветочном рынке, я в этом бизнесе уже тридцать лет, заработал неплохую репутацию. Но сейчас я совсем на мели. Ещё пара-тройка месяцев, и я буду окончательно разорён. Банки отказывают мне в кредитах, денег взять неоткуда. И поэтому я пришёл к вам.

– Мне не нужна ваша фирма. Цветы постоянно напичканы, цены завышены. Покупатели вами недовольны. Увольте.

– Тогда мы можем объединить наши капиталы, создать альтернативную фирму по изготовлению, скажем, букетов для невест? Я не могу обанкротиться, это – дело всей моей жизни.

Папа молебно поднимает глаза на более молодого и удачливого бизнесмена и у меня болезненно щемит в груди. Я всегда думала, что мой отец – этакая непотопляемая глыба, залог нашего семейного благополучия и счастья, после того, как умерла мама. Ан нет, оказывается, у нашей семьи огромные долги и проблемы.

– То есть, вы хотите, чтобы деньги для раскрутки дал вам я?

– Да. Два наших имени смогли бы создать отличную конкуренцию на рынке, и это бы принесло вам ещё больший доход, а мне – помогло бы удержать имя на плаву.

Кажется, в воздухе витают искры электрического разряда. Лицо отца очень напряжено, а костяшки пальцев, которыми он держится за ручки кресла, побелели.

Митрофанов же, напротив, чересчур спокоен. По его породистому лицу очень трудно понять, о чём он сейчас думает. Да я и предпочитаю на него не смотреть.

Сколько ему лет?

Наверное, тридцать – тридцать пять. Ростом, примерно, метр восемьдесят пять, с тёмной шевелюрой и серыми глазами. Красивый? Скорее, вселяющий страх и неуверенность. По крайней мере, в меня.

Опасный.

– Я готов пойти на эту сумасшедшую сделку, которая не принесёт мне ничего, кроме проблем и геморроя, взамен на одно условие.

– Какое?

– Я женюсь на вашей дочери.

– Что?