Любовница Синей бороды - Лариса Соболева

– Помилуй, Наташа, нам в Неаполь…

– Едем за матушкой, – бросила ему через плечо она.

– Экая ты неразумная! – Иона был полон возмущения. – Нельзя нам назад! Матушка твоя что наказывала? А ты ослушаться ее вздумала?

– Отчего ж нам нельзя назад? – стуча зубами то ли от холода, то ли от несчастья, свалившегося на нее, спросила Наташа. – Отвечай, Иона. За что арестовали матушку? Ты ж с нею ежечасно был. Что она совершила? Какой такой грех тяжкий на ней, что за нами послали погоню в эдакую даль? Отвечай!

– Не велено мне сказывать, – нахмурился тот.

– Я нынче хозяйка тебе, иль ты забыл?

– Узнаю род гордеевский… – осуждающе покачал головой Иона. – Покуда Агриппина Юрьевна жива, она хозяйка надо мною, так-то. Уволь, Наташа, не проси, все одно не скажу. До времени не скажу. А коли знать желаешь, едем в Италийскую землю.

– А как продам тебя? – перешла на угрозы Наташа.

– Да кто ж меня, старика, купит? – не испугался Иона.

Наташа уткнулась лбом в стенку кареты и заплакала, ей вторила Анисья, завывала, точно собака на цепи. Иона подсел к барышне, обнял ее за плечи, приговаривая:

– Дитятко неразумное, не горюй. Обещание я дал Агриппине Юрьевне в Неаполе тебе все поведать, как на духу, ежели матушка твоя… не доедет. А ты вона как поступаешь, рассердишь Агриппину Юрьевну.

– Нет, Иона, не поеду в Неаполь. До самого царя дойду…

– Ох, Наташа, не поможешь ты ей, не поможешь, а себя погубишь.

Ему ли не настаивать на продолжении пути, выполняя распоряжение барыни… Его бы воля, скрутил бы Наталью и силой заставил ее следовать дальше. Являясь поверенным во всех делах Агриппины Юрьевны, он знал: Наташе грозит смертельная опасность. Иона полагал, что если уж возвращаться, то девушка одумается, едва попадет в Москву, где ни матушкиных связей, ни друзей, способных на бескорыстные услуги, у барышни нет. А более всего он уповал, что произойдет это за короткое время – один-два дня, и Наташа испугается трудностей, отправится-таки к дяде в Италию. Один-два дня… Но ведь и они могут стать для обоих последними! Бежала помещица Гордеева не от одних властей, от смерти своей и дочери тоже. Так что им делать в чужой Москве? Вот что думал старик Иона…

Музей наполнила та трепетно-натянутая тишина, что возникает при неординарных событиях. Смотрители встретили следственные органы с траурным выражением лиц, проводили в бальный зал, ступая почему-то на цыпочках, словно здесь царство сна и они боялись разбудить невидимых обитателей. Кто знает, может, в этом старинном особняке по ночам бродят тени прошлого, а днем они спят, как и положено спать теням при дневном свете? Архип Лукич Щукин поддался атмосфере всеобщей таинственности и сам ступал по ковровым дорожкам с осторожностью, стараясь, чтобы шаги его не были слышны. В бальном зале перед камином, тоскливо глядя на стену и схватившись за щеку рукой, замерла заведующая музеем, на лице которой застыло выражение жалости и плаксивости. Молоденькая и хорошенькая сотрудница музея указала на стену:

– Она висела над камином… – Казалось, стекла ее очков блестели от слез, а не отражали блики яркого света. – Здесь мы воссоздали уголок девятнадцатого века.

Эксперт и оперативники приступили к работе.

– Вы ничего не трогали? – дежурно поинтересовался Щукин.

– Что вы! Как можно! – широко распахнула глаза девушка.

Итак, пропала картина. То есть ее украли. Необычного в этом ничего нет, кража произведения искусства для работников милиции – вещь почти естественная. Но в данном музее кража совершена впервые за всю его историю. И второе – украли картину вместе с рамой. А это уже неестественно.

Глядя на стену, Щукин немножко затосковал. С аскетической внешностью, выше среднего роста, всегда аккуратный и суховатый, Архип Лукич Щукин внушал уважение уже одним своим видом, с ним даже начальство разговаривало почти всегда в вежливой форме. На самом деле внешний педантизм и сухость были для следователя прокуратуры всего лишь щитом от людской несдержанности. Разумеется, со временем они вросли в Щукина, но не являлись его сутью. Внутри Архип Лукич совсем другой – мягкий и ранимый. А затосковал он сейчас оттого, что на счету его и так много дел, оставшихся нераскрытыми, и вот это новое, с кражей картины из музея, по некоторым признакам вполне может тоже «зависнуть». Да, настроение у Щукина испортилось.

Пока эксперт с оперативниками исследовали зал и здание музея, выясняя, каким образом грабитель пробрался в святилище древностей, Щукин решил опросить заведующую. Она предложила пройти в ее кабинет, пригласив и девушку в очках, которая обнаружила пропажу. Идя к кабинету, следователь отметил: порядок в музее образцовый, стерильность тут чуть ли не как в больнице – ни пылинки, ни соринки. Заведующую, невысокую женщину лет этак за сорок, с грустными темными глазами и усталым лицом (когда-то, бесспорно, красивым), звали Зоей Федоровной. Щукин, не изволивший посетить этот музей ни разу в жизни, а потому и не знавший о ценностях, хранившихся здесь, задал закономерный вопрос:

– Что за картина пропала, кто автор?

– Автор неизвестен, – скорбно сказала заведующая. – Предположительно ее написал крепостной художник в начале девятнадцатого века.

– О, значит, она не очень ценная?

– Ну, если считать, что сейчас любой антиквариат стоит довольно дорого, то картина представляет некоторый интерес для любителей старины.

– Погодите… Вы хотите сказать, что украденная картина не является произведением искусства? – изумился Щукин.

– Видите ли, картина написана… не рукой мастера. Гораздо большую материальную и художественную ценность представляет ее рама – она искусно инкрустирована ценными породами деревьев и датируется, кстати, тоже началом девятнадцатого века.

– Выходит, украли прежде всего раму? – еще больше изумился Щукин. Это уж неслыханно: какую-то рамку свистнули! Вор что, заболел на голову перед кражей?

Архип Лукич был огорошен: картина не имеет ценности, а ее тем не менее выкрали из стен музея! Так не бывает. Рамки, какие бы они ценные ни были, вообще никто никогда не крал за всю историю человечества. Они же не из золота! И эта тоже. Крадут только произведения искусства сумасшедшей стоимости. Но ведь картину все ж таки украли… Интересно, что ж там за полотно было и чем оно примечательно?

– У вас есть фотографии картины? – спросил Архип Лукич.

– Конечно. Танечка, будь добра, принеси.

Танечка убежала за фотографиями, а Щукин спросил:

– Более ценные вещи имеются в музее?

– Разумеется! – вторично огорошила его Зоя Федоровна. – Меня потому так и поразила кража именно этой картины! У нас есть золотые украшения из курганов, старинные фарфоровые статуэтки, сейчас очень модные. Да и картин известных мастеров у нас несколько штук в экспозиции. Сигнализацию воры отключили, можно было взять их, но…