Семь дней до Мегиддо - Сергей Лукьяненко

— Дайте девочке шоколадку.

Продавец протянул руку, тоже скрытую под складками ткани, ловко взял пальцами в чёрных перчатках вайкр. Поднёс к лицу, изучая. Кивнул:

— Хороший экземпляр. Хватит на две хорошие шоколадки.

— Тогда и уважаемой жнице — тоже.

Дарина фыркнула, но отказываться не стала. Девчонки все любят шоколад, даже если они уже не совсем люди.

Продавец нырнул за занавес. Дарина помолчала и сказала:

— Спасибо, Максим.

— Да не за что. — Я не удержался и спросил: — Слушай, тебе сколько?

— Лет?

— Ага.

— Восемнадцать.

Я задумался.

— Гадаешь, где меня видел? — спросила Дарина.

— Точно.

— Мы в одной школе учились.

— Чего? — поразился я.

— Ты же в сто десятой учился?

— Por supuesto.

— Когда всё началось, ты в одиннадцатом был?

Я кивнул.

— А я в третьем, — Дарина провела рукой над головой Наськи, демонстрируя рост.

Конечно, я её не помнил. Удивительно, что она запомнила!

— Ты с моим братом учился в одном классе, — пояснила Дарина. — Ростислав.

— Ростик? — поразился я. Мы были не то, чтобы друзья, но приятели. И дома у него я пару раз бывал… — Извини, не узнал. Ты немного подросла.

Дарина улыбнулась, чуть неуклюже, будто давно этого не делала.

— Да брось, с чего бы ты запомнил…

— Как Ростик? — спросил я.

И осёкся, потому что вспомнил.

— Наш дом сгорел, — сказала Дарина. — Все умерли. Меня папа выбросил из окна, — она помедлила. — Хотел на дерево, но не докинул. Я вся поломалась. Лежала полгода в больнице, сказали, что ходить никогда не буду. Собирались выписать в приют. А тут как раз наше Гнездо появилось, мы тогда брали всех. В больницу пришли, я сразу согласилась.

— И как… теперь? — глупо спросил я.

— Поправилась, — ответила она серьёзно. — Но не сразу.

Вернулся продавец, торжественно неся в руках две шоколадки. Действительно хорошие — «Вдохновение». Наська сразу схватила и стала потрошить свою, а Дарина опустила подарок куда-то в незаметный карман на комбинезоне. Я подумал, что вторая шоколадка, наверное, тоже достанется куколке.

— Рад был увидеться, — ситуация сложилась такая неловкая, что я начал мямлить, будто школьник. — Заходи, если что. Я в Медвежьем, дом три, как и раньше. Только не с родителями живу, конечно.

Дарина улыбнулась. Теперь у неё получилось лучше.

— Спасибо. Если что… Было приятно встретиться.

— Ты была в него влюблена? — не прекращая жевать шоколад, воскликнула Наська. — Точно, да? Он ведь друг твоего брата! У тебя была детская влюблённость в почти взрослого парня!

— Вот же балаболка, — вздохнула Дарина. — Пока, Максим.

Она подхватила ящик с мутагенами, легко поставила себе на плечо. Жницы — не стражники, конечно. Но тоже куда сильнее человека.

Я мялся у прилавка, пока куколка со жницей не вышли. Продавец терпеливо ждал. Когда дверь закрылась, торжественно произнёс:

— Какая красивая история! Мне кажется, молодой человек, она могла бы стать очень романтичной. Но финал второй фазы…

— Мне кило картошки, — попросил я, останавливая его болтовню. То же мне, романтик. Какая романтика между человеком и жницей?

— А вы любите красивую жизнь, — сказал продавец одобрительно. — И правильно делаете, Максим! Что ещё?

— Десяток яиц, — сказал я. — Бутылку подсолнечного масла, пачку сливочного. Пакет муки, на два кило. Пачку спагетти, самых простых. Пачку сигарет, простых каких-нибудь. И тушёнку, как обычно. Три банки.

Продавец ждал.

— Да, ещё кусок туалетного мыла, кусок хозяйственного. И туалетную бумагу, упаковку на четыре рулона. Всё.

— Полагаю, что нужен хороший голубой кристалл, — решил продавец. — Или посредственный зелёный.

Кристаллы получше у меня хранились в пакетике, в нагрудном кармане рубашки. Поскольку никого, кроме продавца, в Комке не было, я достал весь пакетик и выбрал из десятка разноцветных кристалликов плохонький зелёный — пятиугольный, с небольшой синей мутью внутри.

Продавец со скепсисом посмотрел на него, даже поднял вверх, проверяя на свет. Потолок в Комке был бугристый и светился весь, где ярче, а где тусклее.

— Пожалуй, я могу досыпать немного рационов, — сказал он. — И добавить банку пива.

Такой щедрости я не ожидал, но отказываться, конечно, не стал.

— Согласен.

Государственные деньги в Комках никого не интересовали. На них тоже можно купить и еду, и одежду, и вообще всё, что делают люди. Вот только качество будет хуже, даже мука паршивая. И цена такая, что если ты удачливый сёрчер, то игра не стоит свеч.

Продавец был столь любезен (наверное, его и впрямь растрогала наша с Дариной встреча), что упаковал всё в прочный бумажный пакет. Рационов накидал не меньше десятка, да и банку пива добавил большую, пол-литровую. Сигареты я сразу достал и спрятал в карман. Они были незнакомые, но мне-то какая разница.

Я вышел на улицу (ого, как стемнело-то уже!) и быстро двинулся по переулку. Давешний бомж по-прежнему пасся в сквере, ползая по траве на карачках и подсвечивая себе тусклым фонариком. Оптимист!

Или что-то знает?

Свернув, я подошёл к бомжу.

Старик быстро уселся на корточки. Был он весь заросший, бородатый, в нескольких слоях одежды, из-под куртки торчал грязный свитер, из-под свитера свисали полы рубашки, а на плечи бомж ещё и одеяло набросил.

В такой позе он карикатурно напоминал обросший паутиной памятник за спиной. Всё собираюсь посмотреть, кому он на самом деле.

— Добрый вечер, — сказал я, стараясь не особенно приближаться. От бомжа предсказуемо пахло бомжом. — Удачная охота?

Вопрос был рискованный. Выживший из ума старикан мог решить, что я хочу поживиться его лутом и… А что «и»?

Ну, к примеру, начнёт кидаться какашками.

— Весьма неудачная, добрый юноша, — неожиданно вежливо ответил бомж. — К сожалению, мои очки не в лучшем состоянии. Я потерял правое стекло в прискорбном конфликте за более интересные места охоты, а левое треснуло при обстоятельствах анекдотического свойства. Но печальнее всего, что батарейка в фонарике садится, а у меня нет даже ломаного вайкра.

Есть такой тип бомжей. Вроде как всё на свете пропили, включая мозги, но при малейшей возможности начинают изъясняться витиевато и вежливо.

— Боюсь, тут и нет ничего, — сказал я. Достал свои очки, аккуратно надел одной рукой.