Бунт - Аслан Аскарович Черубаев

– как у тебя дела? Не труднее ли стало с Обитающими? Спокойно ли в Благом Крае под оком Великого Заботы? А?

Паампез поставил чашу с медом на тумбу с золоченым узором и искоса взглянул на Чаттана. Тот продолжал сидеть на краю бассейна, болтая ногами. Вода в бассейне пошла чёрными разводами.

— И с чего это вдруг ты интересуешься спокойствием в Благом Крае? У нас всё всегда хорошо, иначе и быть не может. Здесь всё совершенно – оглянись вокруг. – Паампез повёл рукой над долиной. – Посмотри, ты видишь дым пожарищ над садом? Ты видишь армии сумасшедших, столкнувшихся в кровавой бойне? Ты слышишь плач и стоны страдающих? Может быть, в нашем Крае есть голодные нищие, униженно протягивающие длань свою для подаянья? Или есть цари и лизоблюды их, пьющие кровь народа и их тела пожирающие? Здесь нет зверей в обличии людей: убийц, воров, взалкавших добра, нажитого честным трудом, нет насильников, равнодушных к чести других, нет лжецов всех видов, ибо одинакова опасна и маленькая и большая ложь. Не найдёшь в Благом Крае ни подлецов, ни распутников, ни мошенников, ни пьяниц. Все добры здесь, все святы!

— Ну опять понесло тебя. – Чаттан махнул досадливо хвостом. – Слышал тысячу раз.

— Так не задавай глупых вопросов!

Паампез помолчал с минуту, но потом продолжил.

— Или может быть ваши собаки снова что-то задумали? Какой-нибудь гнусненький сюрприз в вашем духе? Вероятно, твой начальник, которому наскучило валяться вмёрзшим в лёд, придумал как обгадить Благой и миллионы других Краёв?

— Я с тобой больше не разговариваю, — буркнул Чаттан и отошёл к парапету башни. – Совсем очумел, чайник старый.

Долгое время оба молчали. Затем Паампез подошёл к Чаттану, положил руку на мохнатое плечо и сказал:

— Ладно, чумазая твоя морда, не обижайся. Ты же знаешь меня. У каждого есть свои слабости. Ну извини старика.

Чаттан не отвечал и продолжал стоять, положив костлявые руки на парапет.

— Да-а-а… Хорош твой Край, хорош. Действительно, всё здесь есть для счастья человеческого: тишь да гладь, сытость и весёлость, молочные реки, кисельные берега, всё готовое на тарелочке подано… Слышь, Паампез, полетели к Святым Холмам, а? Посидим. Ты чайку попьешь, я водки тяпну. А? А то мне твой сад бесконечный надоел уже. Я тебе кое-что интересное расскажу.

— Это касается Благого Края?

— Может быть, может быть. – Чаттан опять заулыбался. – Ну что, полетели?

— К Святым Холмам?

— К Святым Холмам.

Паампез раскинул руки и кинулся с парапета башни вниз, как в омут, и полетел над родным и любимым Благим Краем с его раскидистыми яблонями, чистыми дорожками, уютными беседками с горячим кофе и тысячами Обитающих в белых одеждах, прогуливающихся среди деревьев, казавшихся совсем крошечными с высоты. С горизонта до горизонта раскинулся Край – золотые поля пшеницы, зелёные лоскуты картофеля и помидоров, голубые овалы озёр и прудов и сотни тысяч разноцветных крыш домов.

***

У Двух Ворот, как всегда, было столпотворение. Сотни тысяч Прибывших, ожидая своей очереди, стояли, сидели, лежали и ходили в тесной толпе. Шум и говор тысяч голосов стоял здесь всегда, и был слышен издалека. С высоты птичьего полета вся очередь представляла собой занимательное зрелище: в огромной котловине копошились мириады существ, неразличимых с такого расстояния. Цветом всё это море голов и тел было одинаково серым, как будто выцветшим на ярком солнце.

Паампез и Чаттан приближались к этому великому сборищу людей, и стали различимы отдельные Прибывшие – и сидевшие поодиночке, и сгрудившиеся в группы, которые что-то бурно обсуждали, размахивая руками.

Увидев летящих, люди задрали головы. Видавшего всякого, Паампеза всякий раз поражало количество Прибывших. Их было море – мужчин и женщин, молодых и взрослых, младенцев и стариков. Все были в одинаковых одеяниях – серый мешок с отверстиями для головы и рук. Среди общего гама слышны были вскрики, ругань, смех и плач детей. Все томились и мучались от жары, пыли, тесноты и неизвестности.

Вдруг, почти все разом, кинулись к низко летящим Паампезу и Чаттану, протягивая руки вверх и что-то крича. Те полетели быстрее, но люди продолжали бежать за ними, спотыкаясь, падая, толкаясь локтями и наступая друг на друга. Впереди всех нёсся маленький сухой старичок, выпучив глаза.

— Господи, помилуй! – кричал он исступленно, задрав голову. – Помилуй, Господи, раба твово грешного! Ох… - Старик упал, но, проворно вскочив, побежал опять. – Раба твоего… Грешил, каюсь, Господи, грешил ещё как, всемилостивый… Но молился о прощении… как это говорится-то? Денно и нощно! О спасении души своей. Веровал, веровал неистово, в церковь ходил часто… почти. Свечку ставил два раза, кажется. Помню один раз, попрошайкам… то есть, неимущим подавал. Посты соблюдал и великие и малые! Не пил почти что, участковый подтвердит. Не осуди строго, Господи-и-и!...

Скоро долина Двух Ворот скрылась за холмами. Паампез летел молча, нахмурившись.

— Старикан-то тебя за Самого́ принял, - осклабился Чаттан. Он скользил по воздуху на боку, повернувшись к Паампезу и подперев черную голову рукой, будто лежал на диване.

— Бывает, - буркнул Паампез. Он летел красиво, как птица – широко раскинув руки. Широкие белые рукава просторной туники хлопали на ветру.

— Сразу видно, наш клиент, - улыбнулся Чаттан.

До самых Святых Холмов Паампез молчал. «Был бы пустяк, он сразу сказал бы», думал Великий Забота. «Значит что-то серьёзное случилось. Вон как морду бесовскую раскорёжило от довольства. Нет бы сразу сказать. Что за манера тянуть?»

— Вот и Святые Холмы, - пробасил Чаттан самым низким регистром голоса. Потом добавил, сделав голос ещё ниже, будто камни в горле перекатывал:

— Присядем.

Паампез ухмыльнулся и стал снижаться к каменной беседке, в которой он любил сидеть в одиночестве, любуясь закатом, когда был на Святых Холмах по делам. Он опустился на массивный стул из розового мрамора. Чаттан присел напротив, скрестив мохнатые ножки, положил подбородок на изящно скрещённые пальцы, сладенько улыбнулся и сказал:

— А у тебя в Крае бунт.

Великий Забота неспеша налил из высокого серебряного чайника душистый чай и задумчиво принялся размешивать мёд в чашке позолоченной ложкой. Глаза Чаттана превратились в узенькие щёлочки, рот расплылся в улыбке до ушей. Он вновь мелко затрясся от смеха, наслаждаясь произведённым эффектом. Паампез старался не подать виду.

— Дальше, - сказал Паампез.

Он поднял взгляд, и в маленьких глазках увидел на мгновение блеск страшных огней с Той Стороны.

— Один из Обитающих…