Исповедь палача с Лубянки. Эмиссар Берии с особыми полномочиями - Петр Фролов

Александр Север

Ранним утром 21 июня 1941 года я прибыл на железнодорожную станцию Белосток. С осени 1939 года по осень 1944 года этот населенный пункт был столицей Белостокской области Белорусской ССР, а затем его вместе с прилегающими районами передали Польше.

Поезд уходил вечером. После обязательного посещения областного управления наркомата внутренних дел я отправился бродить по сонным улочкам. Накануне Великой Отечественной войны Белосток был типичным еврейским местечком, которых было много в Западной Украине и Белоруссии. При этом в нем мирно соседствовали синагоги, костелы и православные храмы.

Местные сотрудники НКВД предупредили меня, что в городе действует множество германских шпионов, которые проникли в него под видом беженцев. В мае-июне 1941 года власти генерал-губернаторства (административно-территориальное образование на территории оккупированной осенью 1939 года фашистами Польши. – Прим. авт.) разрешили проживающим в приграничных с Белостоком районах перебраться на территорию СССР. На такую милость для евреев Берлин пошел по двум причинам: чтобы в толпе беженцев перебросить своих агентов и затруднить деятельность советской разведки. Берлин мечтал полностью очистить приграничные с СССР районы от проживающего там мирного населения неарийской национальности. В этом случае наша разведка лишалась своих «глаз» и «ушей» и не могла отслеживать концентрацию войск противника.

Белосток напоминал потревоженный муравейник. Обычно по субботам в таких городах – а за время многочисленных поездок по Западной Украине и Белоруссии я повидал немало – жизнь замирала. Ортодоксальные евреи, а их было большинство, строго соблюдали обычай и в этот день недели предпочитали сидеть дома, а не болтаться на улицах. В то время в СССР была шестидневная рабочая неделя, поэтому представители других религий – католики и православные, а также атеисты должны были работать, а не слоняться по улицам. Так, 21 июня они все собирались небольшими группками, о чем-то тихо переговаривались между собой и замолкали, увидев человека в форме.

Офицеры Красной Армии также выглядели встревоженными. Несмотря на выходной день, я не встретил ни одного находящегося в увольнении красноармейца. И это тоже было странным.

И самое главное – всем находящимся на территории Белостокской области сотрудникам НКВД и НКГБ, которые были направлены сюда из других районов Советского Союза, было приказано срочно завершить все дела и вечером 21 июня выехать к местам постоянной службы. С собой было приказано взять все материалы по германской агентуре.

Поезд подали на посадку за час до отправления. У нескольких вагонов, которые были зарезервированы за сотрудниками правоохранительных органов, дежурили сотрудники УНКВД и УНКГБ. Они внимательно проверяли документы и сверялись со списками. Периодически в вагоны заносили брезентовые мешки и ящики с документами.

Внезапно я заметил зам. начальника УНКВД, с которым разговаривал утром. Он выглядел встревоженным. Собрав вокруг себя старших по вагонам, а также подозвав меня и еще нескольких офицеров, тихо сообщил:

– Полчаса назад из Москвы получено сообщение «Шторм». Когда поезд тронется, объявите об этом личному составу... – и добавил, прочтя немой вопрос в наших глазах: – Это не учебная, а боевая тревога... Обеспечьте в вагонах светомаскировку...

– А как же мирный договор с немцами? – машинально произнес один из офицеров, еще не веря в то, что через несколько часов начнется война.

– А вот так... Сами знаете, что происходило... В городе только и говорят о том, что скоро немцы здесь будут хозяйничать и что евреев трогать не будут... – Заметив внимательные взгляды нескольких гражданских лиц, которые шли по платформе, зам. начальника УНКВД громко произнес: – Прощайте! Спасибо за помощь! Без вас мы бы не справились!

После этого он обнял каждого из нас. Хороший был человек. После войны я случайно узнал о его дальнейшей судьбе. Вместе с подчиненными ранним утром 22 июня под непрерывными бомбежками противника он организовал эвакуацию советских учреждений в глубь страны. Из города ушел одним из последних. Погиб, прорываясь из окружения.

Поезд плавно тронулся. Старшие по вагонам объявили о том, что наступил мобилизационный период. На окнах были задернуты шторы. На остановках было запрещено выходить на платформу. В тамбурах были организованы посты.

Я ворочался на верхней полке. Спать не хотелось, с кем-то говорить тоже. Второй раз в своей жизни я ожидал начало войны. Понимал, что она неизбежна, но все же в глубине души надеялся, что этого не произойдет.

Первый раз я ожидал ее на Дальнем Востоке, когда служил в погранвойсках. Тогда в любой момент на нас могла напасть Япония. Мы готовились к этому и верили, что легко отразим атаку самураев. Может быть, так оно и было бы, если бы не предательство командующего Дальневосточной армией маршала Блюхера. Этот «враг народа» сделал все, чтобы ослабить боеспособность Красной Армии. И это ему почти удалось.

Внезапно меня пронзила страшная мысль: а если и сейчас где-то в штабах сидят «враги народа», которых не удалось разоблачить? Блюхер ведь тоже умело скрывал свою антисоветскую сущность и мечту об отторжении Дальнего Востока от Советского Союза. Обманул всех, даже товарища Сталина. Даже когда в 1930 году маршал был замешан в антиправительственном заговоре, его простили и позволили продолжить военную карьеру. Кто знает, может, и в штабе одного из приграничных военных округов служит новый «Блюхер», который проигнорировал приказ товарища Сталина и не провел необходимую подготовку к будущей войне. С японцами было проще. Район боевых действий был заранее очищен от потенциальных пособников противника, поэтому не было нападений с тыла. Чего не скажешь о советско-финской войне.

Я разговаривал с несколькими офицерами, которые участвовали в советско-финской войне. Они утверждали, что самое опасное – это финские диверсанты и местные жители, которые организовали «второй фронт» в тылу у Красной Армии. «Как Денис Давыдов в 1812 году», – пояснил один из собеседников. Зимой 1939/40 года нас спасло то, что Карелия была малозаселенной территорией. Из-за суровых зим жить можно было только в деревнях. Поэтому тот, кто контролировал населенные пункты, был хозяином территории. Были еще и отряды диверсантов, но и с ними научились бороться. Нужно было перекрыть все лесные дороги. А по глубокому снегу, среди буреломов и скал незаметно не пройдешь. Останется лыжня, по которой можно отыскать противника.

В Западной Украине и Белоруссии другая ситуация. Сейчас лето. Большинство переброшенных из-за границы шпионов и диверсантов скрываются в лесах. Сколько их там – неизвестно. Поймали точно не всех. Когда начнутся бои с немцами, эти шпионы организуют «второй фронт» в тылу у Красной Армии. Значит, подвоз боеприпасов и горючего, эвакуация раненых и переброска пополнения будут затруднены. А если при этом кто-то из военачальников окажется вторым «Блюхером», значит, бои могут продлиться несколько месяцев. И от этой мысли на душе было очень грустно.

Тогда я еще не знал, что в районе Белостока в первую неделю войны почти полностью будет разгромлена 10-я армия Западного фронта. 26 июня Белосток будет оккупирован фашистами, и все местные жители – евреи будут уничтожены гитлеровцами при активной помощи поступивших на службу оккупантам в полицию западноукраинских националистов.