Такси для ангела - Виктория Платова

Я смотрю в иллюминатор на плывущие на фоне белой,заснеженной земли, разрезанной черными линиями дорог, розовато-белые облака иопять вспоминаю, как это все случилось, и думаю, сколько еще я выдержу…

…Итак.

Человек появляется в эпоху голоцена (наплевав на триас, юруи мел <Голоцен, триас, юра, мел — периоды геологического развития Земли.>с их влажным засильем ящеров); у Юпитера одиннадцать спутников, а белье отШанталь Томас не идет ни в какое сравнение с продукцией фабрики “Ивановскиеситцы”. Все вышеперечисленное — абсолютная истина. Как и то, что я занимаю своенынешнее место не по праву.

Но и ухом не веду. Напротив, стиснув все имеющиеся в наличиизубы, продолжаю с энтузиазмом играть так несвойственную мне роль.

Даже старичок-апостол Петр выглядел бы в ней кудаестественнее. Если бы, конечно, сбрил бороду, забросил в ближайшие кустыорешника ключи от Царствия Небесного и, задрав тунику, ринулся в погоню заавтографом Аглаи.

Мир сошел с ума, ничего не поделаешь. Мир сдвинулся по фазеи пребывает в ожидании Библии-2, автором которой непременно станет Аглая.Только она, и никто другой. Ей не нужны соавторы: ни Матфей, ни Марк, ни Лука,ни Иоанн. И вообще, лучшее, что она может предложить заслуженнымевангелистам, — это воскресные визиты к ним, в Дом ветеранов сцены (кто бымог подумать — у этого заведения существуют квоты на престарелых писак)…

Мир сошел с ума, мир сдвинулся по фазе, мир помешался наАглае Канунниковой: ничем другим объяснить происходящее я не могу. Остаетсятолько принимать его таким, каков он есть. Конечно, я отдаю себе отчет в том,что где-то существует и другой — большой — мир. Мир, отличный от обложек еекниг. В этом мире ведутся войны, его иногда посещают гении, инопланетяне исиамские близнецы; этот мир сотрясают кризисы на фондовых рынках, террористы сих пластиковой взрывчаткой, оргазмы и подвижки горных пород; этому мируугрожает глобальное потепление и такая же глобальная компьютеризация…

Чего только в нем, черт возьми, не происходит! Совсем как вАглаиных, черт возьми, опусах. Она — единственная. Она — зубодробительная. Она— номер один. И ей крупно повезло, что она родилась в России. В любой другой,менее экзальтированной стране госпожа Канунникова получала бы скучные миллионы,жила бы на скучной вилле, отбрыкивалась от скучных папарацци и читала быскучные лекции в скучных университетах.

А вот Россия — Россия совсем другое дело. И поэт в нейбольше, чем поэт, и салат в ней больше, чем салат (не тот, который семействасложноцветных, а тот, который оливье)… И детектив в ней больше, чем детектив.Так, нечто среднее между поваренной книгой, моральным кодексом строителякоммунизма и десятистраничным пособием для бойскаутов “Как развести костер,если отсырели спички”.

И все потому, что мы, русские, обожаем, когда нас учат жить.Со сладострастием, достойным лучшего применения, мы подставляем головы изадницы под интеллектуальные розги да еще обижаемся, если ими недостаточнорезво нас охаживают. И не оставляют рубцов истины на коже. Эта — совсем небесспорная — мысль принадлежит моей университетской подруге Дарье. Именно ей,Дашке, я обязана своим сегодняшним местом. И своим сегодняшним жалованьем, идоступом к телу Аглаи Канунниковой. Это тело и сейчас маячит у меня передглазами. Я могу протянуть руку и коснуться (о, несбыточная мечта фанаток отмасскульта!) Аглаиного плеча. Или ее подбородка, уткнувшегося в бумажный пакет:великая Аглая не переносит болтанку, она вообще ненавидит самолеты, какненавидит поезда, паромы, роликовые коньки, горные велосипеды. И письма отпоклонниц с одним и тем же воплем в постскриптуме: “Почему вы сделали убийцейМакса (Сержа, Карла Кузьмича, фамильный ледоруб — в зависимости от порядковогономера книги), он ведь такой душка!.."

Мне, в отличие от Аглаи, глубоко плевать на воздушные ямы ина то, что в салоне бизнес-класса, которым мы летим, обнаружилось с пятокбезумиц, мертвой хваткой вцепившихся в последний опубликованный романКанунниковой.

Не самый, между прочим, хороший.

Я прочла его сигнальный экземпляр еще летом — теперь этовходит в круг моих обязанностей. Этот круг достаточно широк и включает в себясортировку писем, ответы на звонки, долгие беседы с журналистами и выгул Ксоло.Ксоло, отвратительное на вид существо, носит гордое имя “мексиканская голаясобака”, хотя мне она больше всего напоминает неудачно размороженного цыпленка.

Аглая же в ней души не чает.

Настолько не чает, что я едва не лишилась места, когданеделю назад высказала робкое предположение о.., м-м.., гостинице для собак. Навремя нашей.., м-м.., поездки. Аглая заклеймила меня как собаконенавистницу,черствую маленькую дрянь, которая рано или поздно будет привлечена кответственности за жестокое обращение с животными.

Мне пришлось заткнуться и оставшиеся до отъезда днизаниматься прививками, ветеринарными справками и шитьем меховых попонок длямерзкой собаченции. Меховые попонки — вот он, мой звездный час! Особенно еслиучесть, что я занималась шитьем все последние годы.

Я занималась бы им и сейчас (перелицовка пальто, кройкамужских брюк, костюмы для детской театральной студии Дома культуры им. В.Кингисеппа), если бы… Если бы прошлым летом не оказалась в Москве. Поездка вМоскву была спонтанной — такой же спонтанной, как и моя свадьба и последующийза ней развод. Именно после развода я и отправилась в столицу — зализывать раны.

— Значит, в Москву? Разгонять тоску? — вежливоосведомился мой бывший муж, не ко времени явившийся за потрепанной магнитолой —единственной вещью в доме, купленной на его деньги. — Супружеское ложе ещене остыло, а ты уже… Ну-ну.

Внизу, у подъезда, его ожидала новая пассия — из окна кухния видела, как они подъехали на крепеньком мускулистом джипе. Пассию звалиТамара Константиновна, и мой Бывший нарыл ее на “Ленфильме”, куда таскался втщетной надежде пристроить один-единственный написанный им сценарий. Сценарийназывался “Дервиш взрывает Париж” и проходил по разряду эксцентрическихкомедий.

Судя по тому, как скоропостижен был наш разрыв, царицаТамара оценила “Дервиша…” по достоинству.

Кроме того, она была владелицей карликовой продюсерскойкомпании “Флитвуд Интертэймэнт”.

— Когда запуск? — не удержалась я, сжимая в рукахпостылую мужнину магнитолу.

— В сентябре. — Он даже раздулся от осознаниясобственного величия. — Могу пристроить тебя ассистентом. Если, конечно,тебе не надоело шить подштанники для пионеров.

Это было слишком.

— Пионеров больше нет, ты разве не в курсе? —спросила я. И через секунду магнитола со свистом шваркнулась о стену — вопасной близости от наглой, опухшей от мании величия, издевательски-круглойголовы Бывшего.

— Сука, — сказал он.