Проклятые поэты - Игорь Иванович Гарин

дело в том, что налицо естественная эволюция, внутренняя генетическая связь, невозможность появления «наследников» без «отцов». Сам Гумилёв вынужден признать, что новые направления не отменили романтические традиции и даже классицизм, а в другой статье уже не столько размежевывает, сколько прослеживает наследственные связи:

Вот романтизм, ведущий свое начало от Андре Шенье, от него выход через Теофиля Готье к парнасцам. Парнасцы попали в зачарованный круг формы и условности, Стефан Малларме и Поль Верлен разрывают этот круг – отсюда символизм. Последний, в свою очередь, разбивается на тpи ocнoвныe тeчeния: чиcтый cимвoлизм Aнpи дe Peньe, бeльгийcкую шкoлу Жopжa Poдeнбaxa и нaучную пoэзию Peнe Гиля.

Пpaвильнo ли, однако, такое хронологическое деление на школы? Не следует ли отнести Альфреда де Виньи к символистам или, по крайней мере, к парнасцам, как тоже несомненным творцам символа, отметить как важный симптом неустанные проблески классицизма (за последнее время хотя бы в лице Мореаса)?

Теофиль Готье не принадлежал к прóклятым ни как наследник романтиков, ни как преуспевающий буржуа. Однако помимо того, что многие из прóклятых были выходцами из Парнаса, усвоившими фронду «романтического варвара», как порой называли главу школы, сам он пострадал от дружбы с ними, не удостоившись звания «бессмертного». Не склонный к эпатажу и конфликтности[2], он обладал многими чертами будущих символистов – стремился к раскрепощению, испытывал органическую неприязнь к меркантилизму и прагматизму окружающего мира. К творчеству Готье в полной мере относится бодлеровское противостояние между сплином и идеалом – разлад между «наличной действительностью» (в том числе «службой» Готье как литературного поденщика) и «поэзией идеала».

Его творчество – это отнюдь не бесстрастные литературные упражнения отрешенного от жизни эстета, это не отрицание жизни, но тоска по «другой жизни», стремление совершить побег в «грезу», где идеал нашел бы свое воплощение.

Впрочем, у начинающего Теофиля Готье уже есть вполне лотреамоновские мотивы-кошмары, упреждающие ужасы «Цветов Зла»:

Ненасытного голода не поборю я —

Раздавить на зубах эту кожу гнилую,

Сунуть жадные зубы в дырявую грудь,

Черной крови из мертвого сердца хлебнуть!

Леконт де Лиль, не будучи прóклятым, испытал многие известные им тяготы жизни, нужду и отверженность, не говоря уж о том, что предвосхитил тематику не только Бодлера, но и поэтов XX века, – я имею в виду темы «полых людей» и «бесплодной земли», по эстафете переданные им Лафоргу, Шару, Бонфуа, Пеги, а затем и Элиоту.

Почему в этой книге присутствуют только чужие прóклятые – разве мало своих: расстрелянных, сгноенных в концлагерях, повесившихся, уничтоженных «лучшим из миров»? Вспомним трагические судьбы Гумилёва, Мандельштама, Ахматовой, Цветаевой, Волошина, Белого, Сологуба, Кузмина, Клюева, сотен и сотен других. Читайте Надежду Мандельштам, Шаламова, Солженицына… Здесь уже не только поэтические метафоры или гиперболы несчастья и проклятья – здесь вся наша подлинность: подлинность, подли́нность и подлость…

Слава богу, мне повезло: нашим прóклятым я посвятил отдельный трехтомник, опубликованный «Террой».

Я ненавижу слово «революция», притягательное для недоумков и психопатов, с его помощью пытающихся разрешить проблемы личной патологии. Революция разрушительна для общества и, как мне кажется, неприемлема для культуры. Во-первых, потому, что культура предполагает наследование, и, во-вторых, крупное культурное явление, будь то Ницше, Вагнер или Верлен, индивидуально, неповторимо, уникально (даже если Ницше провозглашает «переоценку всех ценностей», а Вагнер видит в себе революционера). Культура эволюционизирует, меняет парадигмы, этику и эстетику, но это движение персонифицировано, связано с иррадиацией личности, мощью ее влияния, новыми путями, проложенными Гением.

Бодлер, Верлен – не революция, а новая поэтическая эпоха, новая поэтика, новый путь. Поэзия прóклятых – вновь открывшаяся поэтическая перспектива, новое ви́дение мира. Поэзия прóклятых – оттенки, песенное начало, глубина переживаний, полифония чувств, богатство душевных мелодий, но – главное – человеческая глубина, полнота, правда.

Что такое поэзия?

Поэт постигает природу лучше, чем разум ученого.

Новалис

Я пишу вещи не такими, какими вижу, но какими их знаю.

П. Пикассо

Равенство дара души и глагола – вот поэт.

М. Цветаева

Чего стоит действительность без дробящей силы поэзии?

Р. Шар

Всё пройдет, лишь мысль поэта

Блещет вечной красотой.

И. Пожарский

Поэзия

Творящий дух и жизни случай

В тебе мучительно слиты,

И меж намеков красоты

Нет утонченней и летучей…

В пустыне мира зыбко-жгучей,

Где мир – мираж, влюбилась ты

В неразрешенность разнозвучий

И в беспокойные цветы.

Неощутима и незрима,

Ты нас томишь, боготворима,

В просветы бледные сквозя.

Так неотвязно, неотдумно,

Что, полюбив тебя, нельзя

Не полюбить тебя безумно.

Поэту

Ты должен быть гордым, как знамя;

Ты должен быть острым, как меч;

Как Данту, подземное пламя

Должно тебе щеки обжечь.

Всего будь холодный свидетель,

На все устремляя свои взор.

Да будет твоя добродетель —

Готовность взойти на костер.

Быть может, все в жизни лишь средство

Для ярко-певучих стихов,

И ты с беспечального детства

Ищи сочетания слов.

В минуты любовных объятий

К бесстрастью себя приневоль,

И в час беспощадных распятий

Прославь исступленную боль.

В снах утра и в бездне вечерней

Лови, что шепнет тебе Рок,

И помни: от века из терний

Поэта заветный венок.

Искусство поэзии

Возьмите слово за основу

И на огонь поставьте слово,

Возьмите мудрости щепоть,

Наивности большой ломоть,

Немного звезд, немножко перца,

Кусок трепещущего сердца

И на конфорке мастерства

Прокипятите раз, и два,

И много-много раз всё это.

Теперь пишите! Но сперва

Родитесь все-таки поэтом.

Определение поэзии

Это – круто налившийся свист,

Это – щелканье сдавленных льдинок,

Это – ночь, леденящая лист,

Это – двух соловьев поединок.

Это – сладкий заглохший горох,

Это – слезы вселенной в лопатках,

Это – с пультов и с флейт –