INFERNAL - Алексей Вилков

Настоящее его имя Михаил Дынин. Давным-давно, когда деревья были большими, он работал рядовым вышибалой в частном охранном агентстве и носил на спине чёрной синтетической майки недвусмысленную надпись «Секьюрити». С юных лет Миха крутился в спортзалах, занимаясь культурой тела, и к совершеннолетию нарастил убойные бицепсы. Без проволочек его взяли охранять десяток попсовых звёзд на лужниковских концертах и провинциальных площадках. Так он приноровился к эстраде. Случилось это давно, в конце девяностых. С тех пор Дынин забросил спортзал, стероиды и бицепсы, немного поумнел, кое-как получил диплом стилиста и визажиста, не отличая первого от второго, и подался из секьюрити вон, но остался в родной стихии. Дальше карьера развивалась муторно и глухо. Тёмных пятен было не счесть, собственно, никто и не собирался в них разбираться, полоская его грязное бельё. У каждого своего белья хватает. И обычно оно очень грязное. Ну а прозвище в память о славных летах осталось. Дынин не возражал, считая свой ник вполне респектабельным и удачным. В нашей среде концертно-клубных промоутеров многие склонны давать себе красноречивые псевдонимы. У кого-то они получаются весьма приличные. У кого-то требуют пересмотра или полного аннулирования. У кого-то фантазии не хватает самую малость.

Тот же Белкин почему-то без псевдонима. Справедливости ради, он и не промоутер, а всего лишь технический организатор разного рода праздников и выступлений. Полупродюсер, полутехнарь, полумудрец, полуневежда… Должности не найти ни в одном справочнике профессий. Её просто не существует. Он занимается всем, чем может, и нигде особо не преуспел. И фрилансером его не назвать, если только с натяжкой. Он почти официально зачислен в штат нашей конторы, хотя никто не заречётся утверждать, что Белкин не колымит где-то на стороне. Получать неплохой кеш в свободное время норовит каждый. И Белкин не исключение. В мире шоу-бизнеса не бывает исключений. Тогда это уже не шоу-бизнес, а массовый и затейный колхоз, коим, по мнению ряда уважаемых критиков, наш шоу-бизнес и является. Однако я по натуре реалист, а местами даже осторожный оптимист. Верю в лучшее, но с натяжкой. Осторожно смотрю вперёд, в голубые дали, закрывая глаза на недостатки, стараясь выделять позитив. Позитив – это лейтмотив современной музыкальной индустрии. Никакого негатива. Positive! Only! No negatives!

But this is an ideal… Многое действительно бесит и будоражит кровь. Многое. Но не всё. И пока есть креатив и стабильный доход, не стоит протирать задницу в подобных местах, а лучше трудиться над чем угодно, над любой маломальской фигнёй, лишь бы как-нибудь убить время, иначе время убьёт тебя.

К нам подкатывает безликая официантка и ставит на столик бакарди с колой. Каждому. Зря я напросился на новую выпивку. Совсем не хочется, а вечер только набирает обороты. Мне ещё надо созвониться с кучей нужных людей, обсудить кое-какие детали, но и Лиза не будет рада нарваться на до смерти накачанного обалдуя. Я никогда не напивался перед ней и не выглядел в её глазах в неприглядном свете. Ну, почти никогда, не считая пары вечеринок на Ибице и тот незабываемый амстердамский вояж. Его не забыть никогда. Похоже, и всё. Нет! Я точно не напивался в хлам. И чуваки мне свидетели. Что это вдруг меня стала волновать пьянящая перспектива? В глазах ни стёклышка, кровь не заполнили до отказа промилле, и я бы сдал все пробы Раппопорта, если бы любой мент догадался об этом спросить. Легко. Уж не переоцениваю ли свои возможности? Отвязность и утрата критики? Возможно. Но она иного происхождения. Я часто склонен переоценивать себя, но с алкоголем это никак не связано. Проверено.

Прерывая мои размышления, Белкин предлагает осушить бокалы с бакарди.

– Ты чего призадумался? – спрашивает он, протягивая мне бокал. – Придумал что? Так давай обсудим! Мысли вслух, Герман! Уловил месседж? Никаких тайн и недомолвок. Один ты не справишься. По-любому.

– Не задумался, а слегка задремал, – отвечаю я невпопад. – Устал пялиться в одну и ту же точку.

– Бывает! А я никогда не устану любоваться девчонками! – заявил Белкин и пригубил вина. – Тебе простительно. Домашний очаг за спиной.

На что он намекает, подлец? Я свободный человек, не имеющий штампа в паспорте и в ближайшие годы не собирающийся портить документы. Только печать о московской прописке увековечивает его священные белые страницы. Но как знать, если ради Лизы…

– Какой очаг? Я же не семейный человек. Так… Живу не один. Ну, это же не повод? Верно? Кто из нас не приглашал на постоянное проживание безотказных фанаток легендарных рок-групп, готовых отдать тебе всё самое сокровенное? Ради пропуска за кулисы, чтоб получить кривую роспись задрипанного рокера?!

– Не всем с этим везёт, – обиженно замечает Белкин.

Он прав. Ему не везёт. Почти всегда, если не постоянно, особенно в течение последнего полугода. Белкин не похвастался ни одним казановским успехом. Прошлой осенью он встречался с какой-то медийной пигалицей. Дура она была редкостная и на редкость несимпатичная, да и Белкин не Ален Делон. Много было между ними общего, что-то их сближало, отчего подошли друг другу, как пазлы. Так и склеились моментально. Наташка Синицына, так её звали номинально, Сергеевна – по батюшке (а папа у неё, по слухам, чуть ли не медийный магнат), Натали – так называл её на людях (и наверняка тет-а-тет) Белкин, Синька – так прозвали её недоброжелатели (и мы с Секиром). Уж больно цианотична была её кожа: никакого поцелуя солнца, никакого золотистого румянца, как будто девочка принимала ледяной солярий в центральном морге и натирала себя нежным формалиновым кремом, лёжа на кушетке по соседству с Витьком с перерезанным горлом и подгнившим таксистом, которого месяц не может опознать ни родня, ни сотрудники уголовного розыска, ни супер-пупер волновая ДНК-экспертиза. Бывает же находка для криминалистики! Белкин талдычил ей постоянно, как юный пионер, о присяге и ленинской клятве. В каких-нибудь «Б-52», «30/7» и «33/666» и ещё с полсотни неисчислимых числовых выражений. Неужели так модно нарекать кабаки арифметическим сумасбродьем? Модно. Скоро и детей начнут называть по образу и подобию. Прецеденты уже были. Масс-медиа бурно сообщали об этом. А у Наташки Владик был первым серьёзным увлечением (если не считать десяток несерьёзных). Но между ними всё закрутилось и помчалось вверх американскими горками со скоростью света, что Влад думал (если мы ему льстим) даже потащить её в загс под марш Мендельсона. Секир бросился его отговаривать, охлаждая его пыл джин-тоником с водкой. Ни в какую. «Это любовь!» – голосил вещий Влад, и точка! Точно околдовала его эта Синька, как босоногого мальчика. И зачем он ей сдался? Чем зацепил её наш малосольный огурчик? Неведомо. Влад часто влюблялся без оглядки.

Знал бы папа-магнат о проделках и движениях неприкаянного сердца дочери, то не обрадовался бы неожиданному повороту сюжета. Но папа чаще заседал в Лондоне, а с дочкой перекидывался эсэмэс на Т9 по её редкой инициативе. Влад же не мог похвастаться выгодным семейным положением. Сам он, как водится, не коренной москвич. Припёрся откуда-то с юга, оставив куковать мать – училку начальных классов и отца – ведущего механизатора совхоза имени Брежнева или стёртого с карты засекреченного краснодарского завода по переработке урана (примерно так и есть, но Белкин об этом не распространялся, а молчал, как суслик, когда речь заходила о его папаше). Следуя народным традициям, не было бы счастья, да несчастье помогло. Не довёл он Наташку до венца и не надел обручальное колечко. Не успел. Невесть откуда пришла дурная весть. Бывшего уже в летах папочку-магната, а Синька была поздним (очень поздним) ребёнком, свалил мозговой удар. Инсульт приковал его к постели на второй родине – туманном Альбионе. И из Наташки любовь как ветром сдуло. Тотчас позабыла обо всём, включая Белкина, устроила многочасовую истерику с сюжетом собственной вины. Уверяла себя, что недоглядела, не навещала папочку. А после и вовсе обвинила себя, что не раскрыла отцу их телесно-платонических отношений, якобы от этого он чуть не скончался в лондонском госпитале. Просто дура, чего же более! С данным фактом согласился даже сам Белкин спустя месяц после расставания.