Теория Гайи - Максим Шаттам

— Хорошо, я поеду, но мне нужно предупредить лабораторию. Скажите, где вас найти.

— Захватите теплую одежду, вы будете работать высоко в горах. Завтра в шесть утра за вами заедет профессор Бенжамен Кларен. Он уже получил все необходимые инструкции.

— Бен? Брат моей жены?

— Да. Кстати, вы не могли бы передать ей трубку?

Петер пробормотал:

— Да, конечно… Она тоже должна ехать?

— Да, но в другое место. Это далеко отсюда.

Поздно вечером, когда дети отправились спать, Эмма и Петер долго говорили, лежа в постели. Они решили принять предложение из любопытства.

Интересно, зачем это они понадобились Европейской комиссии?

Природные катаклизмы стали повседневной реальностью, и европейские страны объединили усилия, чтобы противостоять им, подчинившись единому управляющему органу. Всего за восемь месяцев Европа получила больше независимости и смогла контролировать ситуацию лучше, чем за всю свою историю. Главные решения принимались теперь в комитетах и залах Комиссии, а затем вступали в силу во всех странах Евросоюза. Важнее всего теперь стала возможность оперативно реагировать на события, происходящие в мире. Ученые предсказывали, что в ближайшем будущем планету не ждет ничего хорошего, и нужно было быть готовыми ко всему.

Так что же за проблема потребовала участия семьи Де Вонк?

К ним еще никогда не обращались за помощью в таких важных и секретных делах. В этом было что-то таинственное, волнующее и… пугающее.

Они надеялись, что смогут оказаться полезными и не окажутся втянуты в какое-нибудь сомнительное предприятие.

Прежде чем выключить свет, Эмма пошутила:

— Похоже на шпионский фильм или роман Майкла Крайтона.[5]

Оба заснули с большим трудом.

Дети уже носились по лестнице с рюкзаками в руках и натягивали куртки. Эмма протянула стакан апельсинового сока Заку.

— Ты ничего не съел, выпей хотя бы это, — строго сказала она.

— Ну, мам, — заныл Зак, — бабушка и так закормит меня до смерти!

— Пей! Я буду хотя бы знать, что уж сок-то ты выпил.

Петер положил конец их препирательствам:

— Выходим! Бен приехал!

Дети забрались в машину.

— Здорово, молодежь! — приветствовал их Бен, и в ответ раздался хор веселых детских голосов.

Печка в машине работала на полную мощность, но внутри было почти так же холодно, как снаружи. Ранним октябрьским утром на улице было очень неуютно. Еще не рассвело, и город был залит искусственным светом фонарей и вывесок.

Детей отвезли в Сен-Клу,[6]к родителям Эммы и Бена, и в машине теперь было тихо. Петер, сидевший на заднем сиденье, наклонился вперед и спросил:

— Бен, куда мы едем?

— В аэропорт Бурже.

— А дальше?

Бен покачал головой:

— Больше я ничего не знаю. Я думал, вы мне расскажете, во что мы ввязались…

Бен, с торчащими черными волосами, серьгой в брови и татуировкой, покрывавшей всю правую руку от плеча до запястья, был похож скорее на сёрфингиста, чем на ученого. Ему было двадцать семь лет, он был холостяком, и это его вполне устраивало. Он обожал музыку, концерты, путешествия и считал, что жить с кем-то еще — значит отвлекаться от развития собственной личности.

— Я принял это предложение только потому, — сказал он, — что оно совершенно не похоже на то, чем я занимался все это время. Поздний звонок и предложение выехать на спецзадание! Круто! Как в кино!

— Вот и мы так подумали, — невесело усмехнулся Петер.

Окружное шоссе было уже забито, в одну сторону тянулась полоса красных огней, а в другую — белых. Над дорогой висела коричневая пелена выхлопов, мелькали мосты, рекламные щиты, а на возвышениях — светящиеся вывески. Главная транспортная артерия города была закупорена, и мегаполис оказался на грани сердечного приступа.

Петер внимательно рассматривал Бена в зеркале. Что за исследование, да еще такое срочное, могло потребовать их присутствия?

Бен — социолог, специалист по динамике человеческого поведения. Эмма — доктор палеоантропологии,[7]автор скандальных гипотез об эволюции. А он сам — биолог и генетик. Странная команда…

«Срочное дело… — думал Петер. — Чем может быть вызвана такая спешка? Какой-то катастрофой?»

Письмо, отправленное по электронной почте с метеостанции на мысе Мизен Хэд (Ирландия) в Европейское агентство по защите окружающей среды (Брюссель).

Господа!

Открывая вновь эту метеостанцию, чтобы превратить ее в центр по изучению изменений Гольфстрима, вы обратились к нам с просьбой оценить ситуацию и составить отчет на основе последних данных о влиянии этого течения на окружающую среду.

Вы получите доклад в ближайшее время. Разумеется, это лишь предварительный отчет, и нам предстоит большая работа. В связи с этим мы надеемся, что обещанное нам финансирование будет наконец предоставлено. Мы полагаем, что нет необходимости напоминать о том, какое огромное значение имеет это исследование.

Уже сейчас мы можем с уверенностью прогнозировать серьезные изменения климата, которые будут происходить с доселе невиданной скоростью. Все радиобуи, установленные в Атлантическом океане, показывают изменение направления Гольфстрима. Возможно, это вызвано таянием льдов на полюсах и в Гренландии, а также других малых ледников по всему миру и опреснением океана.

Последствия не заставят себя ждать. В ближайшее время начнется падение зимних температур во всей внешней части Западной Европы и Скандинавии. Но это не означает, что летние температуры повысятся. Современные модели прогнозирования основаны на анализе ослабления течения, произошедшем 15 000 лет назад, поэтому мы не можем утверждать, что амплитуда температур останется прежней.

Полагаясь исключительно на свою интуицию, я все же считаю, что мы вступаем в эпоху беспрецедентных климатических потрясений.

Никогда еще в истории нашей планеты атмосфера (в том числе и ветры, которые также участвуют в формировании климата) и Мировой океан не подвергались такому насилию как сейчас. А хуже всего то, что изменения такого масштаба впервые спровоцированы живыми организмами — человечеством!

Должен добавить: агрессивное вмешательство человека в жизнь природы, начавшееся всего два столетия назад, идет с такой головокружительной скоростью, что я могу утверждать — планета уже на пределе. Необходимо принимать срочные меры. Но речь идет уже не об охране окружающей среды.