Просчет невидимки - Александр Александрович Тамоников

правильно. Что про политику партии, что про планы генералов, что про фашистскую Германию. Так и подружились. Сблизило этих двух разных людей, скорее всего, то, что Михалыч понимал Ивана Карповича как никто другой. Понимал и слушать умел и слова нужные находить. Пить с ним было интересно, по-мужски приятно. Приятно было с ним выпить, поговорить, душа теплела. Только русский человек, по-настоящему русский понимает эту неуловимую разницу между понятиями пить и выпить! С Михалычем было хорошо выпить, а не сидеть и пить, вот в чем секрет!

– Заходи, – вздохнул Мороз. – Ты, я смотрю, тоже сегодня не шибко веселый.

– Веселья в наше время мало у народа. Живой, вот и радость, дом уцелел – счастье. – Михалыч проковылял к столу и выставил на газету бутылку «Московской». – Вот, удалось выменять на старый пиджак. У меня, Иван Карпыч, дружок месяц назад погиб. Письмо вот только сегодня пришло. Полтора года под одной шинелью, из одного котелка…

– Да ты садись, садись, – похлопал фронтовика по плечу Мороз. – Сейчас и закуску сообразим.

Не пожалел Иван и банки тушенки, что осталась с прошлого офицерского пайка. Вскрыл, поставил на спиртовую горелку разогреваться. Черный хлеб, сало, луковица, чем еще порадовать гостя в военное время… Подняли стаканы, посмотрели друг другу в глаза. За мертвых пьют молча, вот молча и выпили, каждый подумав о своем. Постепенно языки развязались. Мороз стал жаловаться на свое житье-бытье, Михалыч понимающе поддакивал, сокрушенно покачивал головой. Да, на фронте порой проще: там сразу ясно, где враг, а где друг, там все линией фронта и разделено. А в тылу порой голову сломать можно, чтобы разоблачить врага. Там на немецком говорит, значит, враг, а тут-то все по-русски разговаривают, одеваются одинаково, паспорта имеют советские, жен, детей.

Михалыч слушал, покуривая самокрутку из дешевой магазинной махорки, кивал, вздыхал да пожимал плечами, руками разводил. Мол, понимаю тебя, сочувствую, да только не моего это ума дело. Ясно, что врагов в своем тылу трудно ловить. Это тебе не на передовой, когда лежишь в окопе и стреляешь по наступающим фрицам, когда справа и слева друзья и соратники, плечом к плечу. И в атаку поднимаешься со своими плечом к плечу. А здесь… И подвыпивший Мороз только пальцем тыкал, чтобы подчеркнуть свою правоту. Вот ты меня понимаешь. Думаешь, на завод только советские инженеры хотят попасть да рабочие умелые? Ясно, что завод бронь дает, там ценные кадры важнее. Самый толковый и знающий инженер и конструктор там больше пользы принесет, чем на передовой с винтовкой. Голова, она и в Африке голова, она для победы ценность имеет большую.

– Да, голову ценить – это уметь надо, – согласился Михалыч и снова расплескал по стаканам водку. – Оно ведь как на фронте? Коли командир толковый, с головой, значит, так и солдат сбережет, и боевую задачу выполнит. А там, глядишь, и ему медаль, и подчиненным его тоже. Умный командир в цене что в тылу, что на фронте. Вот, скажем, идет наступление, а впереди болота. И командир собирает мужиков и спрашивает, а кто у вас про топи знает, у кого на родине они были, кто знает, как обращаться с ними? И советуют ему опытные бойцы, подсказывают, значит. Каждый ведь свое дело больше других знает!

– Так а я о чем! – хлопнул ладонью по столу Мороз, распаляясь еще больше от того, что собеседник его правильно понимает. – Вот ты, Михалыч, и просто солдат, а мужицкая мудрость есть в тебе. Я же чего и толкую. Я тут не первый день на заводе этом, тут понимание нужно, людей этих, тонкостей всяких заводских. А они норовят все из Москвы прислать кого-то, чтобы меня учить. Кого? Меня учить?

– Понимаю, начальство к тебе едет… – пробормотал фронтовик.

– Да кабы начальство… – обреченно махнул рукой Мороз. Глаза его слипались от усталости, от выпитого с мороза.

Платов поднял голову, увидев входящего в кабинет Шелестова, поднялся из-за стола пожать руку. Остановил доклад и кивнул в сторону кресла у окна.

– Садись, Максим Андреевич. Дам тебе почитать одну бумагу, чтобы лишних вопросов у тебя не возникало.

С этими словами Платов взял со стола бланк постановления Государственного комитета обороны и протянул Шелестову. Тот удивленно посмотрел на комиссара госбезопасности, как тот кивает, усаживается в кресло напротив, и начал читать. Текст постановления был несколько необычным, видать, составляли его прямо со слов Сталина, а сам Иосиф Виссарионович в тот момент был, мягко говоря, взбешен. Текст постановления от 4 февраля 1942 года ГКО-124с гласил:

Москва, Кремль

1) Распределение обязанностей между членами Государственного комитета обороны

Тов. МОЛОТОВ В. М. Контроль за выполнением решений ГКО [1] по производству танков и подготовка соответствующих вопросов.

Тт. МАЛЕНКОВ Г. М. и БЕРИЯ Л. П. а) Контроль за выполнением решений ГОКО по производству самолетов и моторов и подготовка соответствующих вопросов;

6) Контроль за выполнением решений ГОКО по работе ВВС КА (формирование авиаполков, своевременная их переброска на фронт, оргвопросы и вопросы зарплаты) и подготовка соответствующих вопросов.

Тов. МАЛЕНКОВ Г. М. Контроль за выполнением решений ГОКО по Штабу минометных частей Ставки Верховного главнокомандования и подготовка соответствующих вопросов.

Тов. БЕРИЯ Л. П. Контроль за выполнением решений ГОКО по производству вооружения и минометов и подготовка соответствующих вопросов.

Тов. ВОЗНЕСЕНСКИЙ Н. А. а) Контроль за выполнением решений ГОКО по производству боеприпасов и подготовка соответствующих вопросов;

б) Контроль за выполнением решений ГОКО по черной металлургии и подготовка соответствующих вопросов.