Царственная блудница - Елена Арсеньева

И горазда была на оправдания, ну дальшенекуда! Вот совсем недавно нашли у регента ее хора, Ивана Петрова, загадочные иопасные бумаги: письмо о возведении на престол российской державы (кого – неуказывалось) и отрывок какой-то пьесы о принцессе Лавре. Подвергнутый допросурегент уверял, что первая бумага – текст концерта, который исполнялся в деньтезоименитства Анны Иоанновны, а пьеса (она была написана на украинском языке)предназначалась для домашней постановки.

Ответы были признаны убедительными, регентаотпустили.

Вслед за тем заключили в тюрьму одну изприслужниц Елисавет по обвинению, что она дурно говорила о Бироне. Послескорого следствия девушку били плетьми и заключили в монастырь.

– Сечь кнутом и заключать в монастырьследовало не прислужницу, а госпожу! – вскричала Анна Иоанновна, живоинтересовавшаяся дознанием.

Но вот императрица отправилась к праотцам,однако положение Елисавет легче не стало. Анна Леопольдовна, воссевшая на трон,была, конечно, добродушна и глуповата, однако ее любовник Морис Линар,красавец, щеголь и, как бы между прочим, саксонский посланник, не раз и не двасоветовал избавиться от непристроенной царевны как можно скорей.

Анна Леопольдовна, аналогично своейпредшественнице, начинала было возносить молитвы о жалконьком немецком либодатском герцогишке, однако Морис Линар с ней спорил что было сил.

– Да ее не просто замуж надо выдать! Ее надоарестовать! – настаивал Линар.

По счастью, Анна Леопольдовна была слишкомпоглощена своей страстью к обворожительному Морису и своим счастьем, чтобысделать кого-то несчастным, и дальше пустых угроз дело пока не шло.

Но вполне могло пойти!

Елисавет трепетала от страха. А вместе с нейтрепетали все, кто служил ей, кто был ей близок, кто не забывал о ее правах.Например, ее врач, поверенный всех тайн цесаревны Арман Лесток, коего, случисьчто, еще прежде госпожи поволокли бы в каземат. Неуютно чувствовал себя такжефранцузский посланник Иоахим Шетарди, который совсем недавно поселился вРоссии. Он, конечно, даже не посмотрел бы в сторону столь безнадежной вполитическом смысле особы, как Елисавет (даром что она была редкостнаякрасотка, а он, как и положено истинному французу, норовил галантно заглянутьпод всякую мимо идущую юбку), кабы однажды не случилось вот что.

Явился к Шетарди его добрый приятель, шведскийпосланник Нолькен, и между прочей болтовней сообщил интереснейшую новость:

– Хочу доверить вам важную тайну, друг мой. Яполучил от своего правительства сто тысяч талеров и волен истратить их посвоему усмотрению!

– Ого! – завистливо облизнулся Шетарди,который, как всякий француз, был не дурак крепко погулять, тем паче – надармовщину. – Если вы ищете компаньона, то вот он.

– О нет, мой друг! – с истинно шведскойфлегматичностью улыбнулся Нолькен. – «Истратить» – это означает не в картыпроиграть или не прокутить, а использовать для поддержки интересов Швеции вРоссии.

– А какие нынче у Швеции вдруг образовались вРоссии интересы? – легкомысленно спросил Шетарди. На самом деле под флеромлегкомыслия крылась немалая издевка: Шетарди имел в виду, что с тех самых пор,как шведы потерпели поражение от храбреца Петра Первого, им больше нечего ждатьот России веселого.

Нолькен был толстокож, как всякий северянин, апотому тонкого французского ехидства не распознал и конфиденциальным тономсообщил:

– Мне приказано, по моему выбору, либофинансировать правительницу Анну Леопольдовну на ее престоле, либо содействоватьамбициям герцога Курляндского, прозябающего в Пелыме, либо... либо поддержатьзабытую принцессу, дочь Петра.

Шетарди знал, что герцог Курлянский, Бирон,был сослан в Пелым после смерти Анны Иоанновны. А принцессой Нолькен на свойевропейский манер называл Елисавет...

Шетарди озадачился.

«Сто тысяч талеров, Пресвятая Дева! –почти испуганно думал он. – Это очень большие деньги. И если шведы готовыих потратить на Елисавет... ого, дело пахнет самым настоящим заговором! А ведьу Анны Леопольдовны родился сын – как бы наследный император. Значит, это будетсвержение законного правительства...»

И Шетарди немедленно кинулся строчитьдонесение кардиналу Флёри, своему непосредственному руководителю, сообщая емуэту скандальную весть. «Но одними деньгами дело не сделается, – торопливописал он, доказывая, сколь искушен в делах организации комплотов вообще, ароссийских – в частности, – нужны преданные Елисавет люди. Нужна поддержканарода! А русские преданы императору – любому, старику или младенцу! –только потому, что он рожден на троне. Они это называют pomazannikboggij», – щегольнул Шетарди национальным русским выражением. Однако Флёрине оценил его лингвистических способностей, попросту сказать – не обратил наних никакого внимания. Да и способность давать политические оценки не быладолжным образом оценена. Шетарди получил из Франции категоричное письмо: «Надодумать, что, пока император жив, не может быть и речи о претензиях Елизаветы нароссийский престол. Поэтому всякие рассуждения об этом в настоящее времяизлишни».

Прочитав письмо де Флёри, Шетарди щелкнулкаблуками и стал держаться с Елисавет не в пример прохладней, даром что онаобхаживала его как могла.

Правда, делала она это не как претендентка напрестол в отношении возможного и очень сильного союзника, а скорей как женщина– мужчину, который ей по нраву. Но Шетарди чистоплотно уклонялся от обхаживанийвсякого рода.

А между тем Нолькен, который обладал весьмапрохладным мужским, но весьма жарким политическим темпераментом, не унимался.Он склонился потратить сто тысяч талеров именно на Елисавет – ведь ееподдерживали гвардейцы. В отличие от Шетарди, Нолькен понимал, что это оченьмощная движущая сила российских дворцовых переворотов.

– Именно гвардейцы некогда помогли Меншиковуотстоять интересы Екатерины I и охладить противников ее воцарения, –рассуждал сам с собой швед. – Гвардейцы помогли Анне Леопольдовнеспровадить с престола регента – Бирона. Почему бы им не встать теперь насторону Елизаветы, которая только и делает, что пропадает в казармах: ест ипьет с гвардейцами, крестит их детей и выбирает из числа гвардии себелюбовников?..

И вот Нолькен явился к Елисавет.

– Ваше высочество, – сказал он, отвесивпочтительный поклон, что очень насторожило Елисавет, с которой все посланникираскланивались весьма небрежно: лишь бы в царевнино щедрое декольте заглянуть,а какая при таком раскладе может быть почтительность?! Да ровно никакой. –Ваше высочество, конечно, шведам не за что благодарить вашего отца, однако этобыл великий человек, и мне больно видеть, как дочь его прозябает вбезвестности. Вы должны знать, что я поддерживаю ваши притязания на престол.