Батальон прорыва - Сергей Нуртазин

Скоморохов сплюнул себе под ноги.

– Пойдем, Сеня. После бани потолкуем.

Спецконтингент строем вывели за территорию лагеря. Разношерстная колонна молча зашагала по дороге. Скоморохов опустил голову. Тупоносые носки башмаков мелькали перед глазами. Раз-два, раз-два. Сейчас он мысленно шел в свое недавнее прошлое…

21 июня 1941 года. Одна из погранзастав в районе Перемышля

Июнь дивная пора, когда земля нежится под щедрым летним солнцем, наливается плодоносной силой, когда душа человеческая радуется теплу, свету, зелени, духмяному запаху разнотравья. В Подкарпатье, крае гор, густых лесов, живописных долин, это ощущается особо. Хочется окунуться всем своим существом в это буйство природы, насладиться безмерной радостью и покоем, но что-то мешает этому. Неосязаемое напряжение витает в воздухе, словно надоедливая муха, и имя этому чувству – тревога. Она-то и разбудила заместителя командира погранзаставы, младшего лейтенанта Андрея Скоморохова. Последнее время беспокойных дней прибавилось, обстановка на границе была напряженная. Все чаще возникали разговоры о войне. К ней готовились, но в душе все надеялись, что обойдется. Однако частые провокации и случаи нарушения границы со стороны Германии заставляли думать иначе. Десять дней назад с германской стороны обстреляли из винтовок пограничный наряд. Тогда был ранен один из красноармейцев. Начальник заставы, лейтенант Василий Ковальчук, опасаясь за близких, отправил жену Антонину с двумя детьми и её младшую сестру Варвару, приехавшую к ней на побывку, в Перемышль.

Вот и сегодняшняя ночь не прошла спокойно. Дозорные выстрелом из ракетницы дали знать, что нарушитель пересек границу. Тревожная группа во главе с младшим лейтенантом Скомороховым на лошадях выдвинулась к месту происшествия. Когда оказались на месте, выяснилось, что границу пересек гражданин Германии. Нарушитель оказался поляком. Ему удалось обойти секрет, но дозорные при помощи служебной собаки обнаружили его следы и начали преследование. Овчарка не подвела. Пес Руслан догнал «гостя» и повалил на землю, однако тот успел выстрелить из пистолета и ранить в плечо старшего дозора младшего сержанта Колесникова. Он-то и доложил, что нарушитель во время задержания ругался по-польски. В вещевом мешке поляка были обнаружены кусок сыра, каравай хлеба, спички, взрывчатка и фонарик немецкого производства. На поясе отыскался нож в ножнах. И вот теперь задержанный сидел в комнате начальника заставы и с ненавистью смотрел на Ковальчука, Скоморохова и политрука заставы Зарецкого. На вид ему было чуть больше сорока. Одет он был в крестьянскую одежду, но весь его облик – тонкие усики, волевой подбородок, уверенный, полный собственного достоинства взгляд, выправка – выдавал в нем военного человека. Что он и подтвердил после упорного молчания. Говорить его заставила угроза Ковальчука:

– Вы можете продолжать притворяться немым, но в городе вам придется разговаривать с сотрудниками НКВД. Думаю, тогда пан расскажет все, о чем его спросят.

При упоминании НКВД лицо нарушителя побледнело, он заговорил по-русски с легким польским акцентом:

– Вы хотите меня напугать! Не выйдет! Я не боюсь большевистских угроз! Я воевал с вами в двадцатом и двадцать первом году в Белоруссии, Украине и Польше. Тогда мы громили Красную армию. Я сам угонял толпы ваших трусливых солдат в плен. Вас ждет та же участь. Завтра наступит ваш конец. Вы ответите за земли, отнятые у Польши в тридцать девятом году. Земли, на которых находилась моя усадьба.

Лицо атлетически сложенного начальника заставы покраснело от гнева, который был готов вырваться наружу, но в разговор вступил политрук. Сухощавый Зарецкий поправил круглые очки, спросил:

– А разве германские войска не занимали вашей территории и не убивали ваших солдат? Разве не германские власти сейчас руководят Польшей, а вы, как я понимаю, служите захватчикам любимой вами родины?

Желваки заиграли на скулах поляка.

– Немцы меньшее зло. Вы большевики. И у нас есть возможность отомстить Советской России с помощью Германии. Уже завтра наступит час возмездия!

Ковальчук навис над задержанным.

– Возмездие скоро наступит для тебя. Ответишь и за переход границы, и за сопротивление, и за раненого бойца. Сегодня же отправлю тебя в Перемышль, там и расскажешь, с каким заданием пересек границу, а заодно поведаешь о часе возмездия.

Начальник заставы обернулся к рослому красноармейцу у дверей комнаты.

– Бондаренко, уведи задержанного и позови мне старшину.

Старшина Карпец явился через минуту. Ковальчук окинул всех взглядом.

– Думается мне, что этот поляк птица не простая и его слова о нападении немцев завтра вполне могут оказаться правдой. Поэтому принимаю решение: части личного состава под командованием старшины к вечеру незаметно разместиться на позициях опорного пункта. Туда же должен выдвинуться один боец с ручным пулеметом и расчет с «максимом». Иметь при себе противогазы, каски, оружие и боеприпас.

Политрук утер со лба пот, поправил очки.

– Вы думаете, все так серьезно?

– Да. А вы?

– Я понимаю, обстановка сейчас сложная, но надо быть осторожными и не забывать о директиве командования не поддаваться на провокации.

– А мы и не думаем поддаваться, но надо быть готовыми ко всему. Что касается командования, то смею доложить, что я связался с комендатурой и сообщил о происшествии. Приказано срочно доставить диверсанта в штаб погранотряда, – лейтенант Ковальчук посмотрел на Скоморохова. – А потому, Андрей Борисович, будет к тебе задание. Собирайся, поедешь в Перемышль. Возьми пароконную повозку, ездового и одного бойца для охраны задержанного. С собой заберете раненого младшего сержанта Колесникова. Приказ ясен?

Скоморохов выпрямился.

– Так точно. Но я думаю, что мне, как заместителю начальника, покидать заставу в такой ответственный момент…

Ковальчук кивнул на Зарецкого и старшину.

– Помощников у меня хватает. Без тебя справимся. Да и ты не на год уезжаешь. Надеюсь, за день управишься. И еще, у меня будет к тебе особое поручение…

* * *

Особое поручение Скоморохов получил через полчаса, перед самым отъездом. Ковальчук отвел его в сторону, негромко сказал:

– Андрей, навести в Перемышле моих. Скажи Антонине, пусть берет детей, Варю и едут в Киев к матери. Чем скорее, тем лучше. Хорошо бы уже завтра. Обстановка сам видишь какая. Тревожно мне за них.

– Конечно, заеду и передам.

– Заодно и с Варварой повидаешься.

Скоморохов покраснел, отвел взгляд в сторону. Ковальчук улыбнулся.

– Ты не смущайся, как красна девица. Антонина мне все рассказала про ваши дела амурные. Варька только о тебе и говорит. Кажется мне, она этим летом снова на побывку приехала не только из-за сестры и племянников. – Ковальчук положил тяжелую ладонь на плечо Скоморохова. – Всё правильно, Варька гарна дивчина. Жениться на ней собираешься?