Земля несбывшихся надежд - Рани Маника

— Что ты хочешь?

Всей деревне были слышны его ужасные крики, но он как ни в чем не бывало продолжал избивать девочку до крови.

— Ты убьешь ее! — закричала моя бабушка. Но ее оттащили три мощные, но очень красивые женщины. Не обращая внимания на бабушку, шаман провел пальцем по багровому шраму, пересекавшему все его лицо, и начал ходить кругами вокруг съежившейся девочки, при этом беспрестанно продолжая повторять свой вопрос: «Что ты хочешь?» Он мучил ее до тех пор, пока она пронзительно не закричала, что хочет фруктов.

— Фруктов? Каких фруктов? — строго спросил он, остановившись перед плачущей девочкой.

Вдруг в ней произошла разительная перемена. Маленькое личико посмотрело на него с лукавой усмешкой, в которой угадывались искорки безумия. Несмело девочка показала пальцем на свою младшую сестру — мою маму.

— Вот плод, который я хочу, — сказала моя тетя низким мужским голосом.

Простые крестьяне сбились в кучку, шокированные увиденным. Нет нужды говорить, что шаман не отдал мою маму духу, поскольку она была любимым ребенком моего дедушки. Духу пришлось довольствоваться пятью лимонами, которые были порезаны и соком которых брызнули ему в лицо вместе со святой водой и миром.

Когда я была совсем маленькой, я любила устраиваться у матери на коленях и слушать ее голос, когда она рассказывала о своем счастливом детстве. Дело в том, что моя мама происходила из семьи настолько богатой и влиятельной, что в лучшие времена ее английская бабушка, миссис Армстронг, была приглашена ко двору вручить букетик цветов и пожать руку самой королеве Виктории. Моя мама родилась со слабым слухом, но ее отец прижимал губы к ее лбу и без устали разговаривал с девочкой, пока та не научилась разговаривать. К шестнадцати годам моя мама была прекрасна, как богиня. Предложения выйти замуж приходили к ней со всех сторон, но ее привлек запах опасности. Взгляд ее миндалевидных глаз остановился на очаровательном хулигане.

Однажды ночью она вылезла из окна и спустилась вниз по дереву, рядом с которым ее отец посадил колючую бугенвилею, когда маме был всего год, в надежде, что никто не сможет даже подойти к дереву, по которому можно добраться до окна его дочери. Казалось, что эти кустарники питались одними его мыслями и разрастались до огромных размеров. В сезон цветения заросли бугенвилеи становилась одним сплошным цветком, заметным за многие мили. Но дедушка не знал, что растит этот куст для своего собственного ребенка.

В ту лунную ночь колючки, как когти зверя, рвали на моей маме одежду, цеплялись за волосы и глубоко вонзались в тело. Но это не могло ее остановить. Внизу стоял мужчина, которого она любила. Когда, в конце концов, она спустилась к нему, все ее тело горело огнем от колючек. В тишине ночи любимый уводил ее из дома, но каждый шаг давался ей с такой болью, как будто бы она шла по лезвиям ножей, и мама попросила немного отдохнуть. Не говоря ни слова, мужчина поднял ее на руки и понес в ночь. Чувствуя себя в безопасности в его теплых объятиях, она оглянулась на свой дом. В свете полной луны она увидела свои собственные кровавые следы, ведущие от дерева. Следы ее предательства. Мама заплакала, зная, что это будет ударом для ее отца.

Влюбленные поженились на рассвете в маленьком храме в соседней деревне. С последовавшими за свадьбой ожесточенными ссорами муж, мой отец, который был сыном служанки в доме моего дедушки, запретил моей матери даже видеться с членами ее семьи. Только после того как прах отца развеяли по ветру, моя мама смогла вернуться в отчий дом. Но к тому времени она уже была вдовой, поседевшей от утрат.

После вынесения своего бессердечного приговора мой отец увел мать в небольшую деревеньку, затерянную в глуши. Он продал некоторые из ее драгоценностей, купил немного земли, построил дом, в котором они и поселились. Но деревенский воздух и тихие семейные радости быстро наскучили новобрачному, и вскоре он соблазнился яркими огнями города, в котором дешевый алкоголь, ярко накрашенные проститутки и развлечения сыпались, как карты из колоды. После каждой такой отлучки он возвращался и устраивал своей молодой жене скандал за скандалом вперемешку с пьянками. По какой-то странной причине он думал, что ей это нравится. Бедная мама. Все, что у нее было, — это воспоминания и я. Этими драгоценностями она любовалась каждый вечер. Сначала она смывала с них грязь горьких лет слезами, затем дополняла сожалениями. А потом, когда их чудесные искорки вновь начинали мерцать, она раскладывала их передо мной, чтобы я смогла восхититься ими до того, как она сложит их обратно в золотую шкатулку своей памяти.

Из ее рассказов возникали картины славного прошлого — с армиями преданных слуг, прекрасными каретами, запряженными белыми лошадьми, и железными сундуками, наполненными золотом и драгоценностями. Сидя на цементном полу нашей крохотной хижины, я представляла себе дом — настолько высокий, что с его балкона можно было увидеть весь Коломбо. Или кухню — такую громадную, что в нее целиком поместился бы наш дом.

Моя мама рассказывала, что, когда отец взял ее впервые на руки, по его щекам потекли слезы радости при виде необычно светлой кожи и маленькой головки, покрытой густыми черными волосами. Он поднес маленький живой комочек к лицу, наслаждаясь неповторимым сладковатым ароматом, который бывает только у младенцев. Потом он быстрыми шагами направился к конюшне, вскочил на своего любимого жеребца и помчался галопом, поднимая за собой клубы пыли. А когда вернулся, то держал в руках два огромных изумруда, подобных которым никто в деревне не видел. Он подарил эти изумруды своей жене — камешки за настоящее чудо. А жена вставила эти изумруды в инкрустированные бриллиантами серьги, которые носила все время.

Я никогда не видела этих знаменитых изумрудов, но у меня до сих пор есть черно-белая студийная фотография, на которой женщина с грустными глазами стоит на нечетком фоне кокосового дерева, растущего на краю пляжа. Я часто смотрю на эту фотографию — застывшее прошлое, которое остается даже после нашей смерти.

Мама рассказывала, что, когда я родилась, она плакала, потому что родила девочку, а мой отвратительный отец снова пропал, чтобы в очередной раз рассказать ложь, возвратившись через два года в стельку пьяным. Несмотря на это, у меня остались кристально чистые воспоминания о деревенской жизни, настолько счастливой и беззаботной, что, будучи взрослой, я вспоминаю о том времени со смешанным чувством сладковатой боли. Если бы вы знали, как сильно я скучаю по тем беззаботным дням, когда я была единственным ребенком своей матери, ее солнцем, ее луной, ее звездами, ее сердцем! Когда меня так сильно любили и ценили, что даже уговаривали поесть. Когда мама с тарелкой в руках ходила по деревне в поисках меня, чтобы собственноручно накормить. И все это только для того, чтобы не отвлекать меня от моих игр.

Как не скучать по тем дням, когда солнце дарило счастье и было нашим товарищем по играм круглый год, награждая меня своими поцелуями и бронзово-коричневым загаром, когда мама собирала дождевую воду в колодце за домом, когда воздух был прозрачным, а от травы исходил душистый аромат.

Доброе время, когда пыльные грунтовые дороги были окружены склонившимися кокосовыми пальмами, а по этим дорогам, приветливо улыбаясь, ездили на велосипедах простые крестьяне; когда участок земли за каждым домом был настоящим супермаркетом, и после того как закалывали козу, ее тут же готовили на восемь дворов, поскольку хозяйки не были знакомы с таким изобретением, как холодильник; когда мамам нужны были только боги, которые с белых облаков присматривали вместо нянек за их детьми, беззаботно играющими в водопаде.