Тень с Севера - Мария Васильевна Семенова

припомнят. Море обратилось в черные стены, волны рушились, скалы содрогались! Горе тем, кто был тогда в море! Сколько рыбаков сгинуло, не вернувшись домой… Мне не было до них дела. Змеево море, просила я, подари мне плоть для сына-акулы!

Гейда вспомнила кучу выпотрошенных хищных морских кошек. Как они извивались и щелкали зубами, умирая на берегу!

– И морские духи услышали: они подарили мне тебя…

Гейда погладила черные волосы утопленника.

– Мне все равно, кем ты был, рыбак. Из какого рода-племени, кого оставил плакать о себе на берегу… Мне нужны только твои кости, твоя кожа и мясо…

Бормоча себе под нос, Кэрр прибрала иглы и сухожильные нитки. Ну вот и закончена работа. Осталось только одно…

Дитя родилось. Теперь надо покормить его, чтобы проснулось.

Гейда распахнула глубокий ворот родильной рубахи, подхватила мертвое чудище, прижала к себе и сунула грудь в акулью пасть.

Острые зубы пронзили кожу, потекла кровь. Тусклые рыбьи глаза заблестели, словно их увлажнили слезы. Медвежьи лапы обхватили женщину так, что подались кости…

– Пей, малыш, пей! – хрипло бормотала гейда. – Набирайся силенок!

Жизнь быстро уходила из женщины, перетекая в ее творение, но она не обращала на это внимания. А сынок-акула с каждым глотком крови, наоборот, оживал. Вот и человечьи глаза открылись, бессмысленно глядя в сумрак вежи. Дрогнули острые плавники…

Наконец, вдоволь напившись крови, существо оттолкнуло мать и с трудом поднялось, ворча утробно и глухо.

Кэрр Зимняя Буря сидела как-то вдруг постаревшая, бледная, обнаженная по пояс, и улыбалась. По ее телу струилась кровь, но она лишь с восторгом глядела на свое создание.

– Иди же, сын моей ненависти! Ступай, отомсти за меня!

Проводив взглядом чудовище, она накинула кожаную рубаху, достала из шалаша бубен и запела, призывая с севера бурю.

* * *

Тем же вечером на другом берегу залива с испуганным возгласом проснулась старая знахарка Морошка, задремавшая у очага в своей землянке. Ей приснился страшный сон: из моря вышли косатки и съели всех собак.

«Не к добру это! – с тревогой подумала старушка, прислушиваясь к вою пурги. – Прочь, ночные мары!»

Морошка принюхалась, по запаху выбирая нужный из бесчисленных травяных пучков, развешанных под сводом землянки. Протянула руку, вытащила из связки сухую колючую веточку доброго вереса-можжевельника, собираясь кинуть ее в огонь, чтобы отогнать незваных духов…

И ахнула, увидев, что сухая веточка сплошь изъедена серой плесенью…

– Порча! Беда грядет!

Одевшись потеплее, старушка выбралась из землянки. Далось ей это нелегко – зимний выход засыпало, пришлось копать дорогу сквозь свежий сугроб. Снаружи мело, завывало, снег жалил лицо.

«Это непростая буря, – сразу догадалась Морошка. – Ее кто-то наслал!»

Знахарка знала и умела многое. Однако она была не гейдой, повелевающей духам, а всего лишь обычной травницей.

– Побегу-ка я к Охтэ, – пробормотала она. – Он, наверно, уже знает, кто наслал бурю!

Привязав к ногам плетеные лапки, травница побрела через снегопад в сторону побережья, где – как полагалось, в стороне от селения – жил местный шаман по имени Охтэ Странник. Пурга била в глаза, и сугробы с каждым шагом становились все глубже. Вскоре Морошка остановилась. «Словно не пускают меня! – со страхом подумала она. – А на открытом месте что будет? Только летом, как снег сойдет, меня и найдут…»

Предчувствие подсказывало: идти дальше не следует. Боясь, как бы не потеряться в снежной круговерти, знахарка побрела сквозь пургу в укрытое за горой селение, где жили ее сородичи.

Четыре длинных дома – на четыре большие семьи – буря превратила в огромные, оглаженные ветром сугробы. Не знай травница, как попасть внутрь, – никогда бы не нашла вход. И то пришлось копать, прежде чем удалось пролезть в теплый дымный полумрак. Жарко горели огни в очагах, кругом мирно сидели родичи – кроили шкуры, чинили сети… Негромкие разговоры, перешептывание и смех сразу смолкли, едва из лаза снежным колобком выкатилась старая Морошка.

– Акка, это ты? – поднимаясь, изумленно спросил Виг, молодой вождь сихиртя. – И как духи бури пропустили тебя невредимой? Снимай скорее парку, садись к огню!

Морошка вскинула руки.

– Беда, родичи! Эта буря – не просто так. Что-то страшное идет с моря! Я пыталась добраться до Охтэ, но ветер не пустил меня…

– Чего ты от нас хочешь, акка Морошка? – помрачнел Виг. – Чтобы мы пошли с тобой к нойде? Скверная затея! Если даже здесь, за холмами, так метет – представь, что творится на побережье!

– Можжевельник, отгоняющий диких сайво, рассыпался сухой гнилушкой у меня в руках! – выкрикнула старуха. – Понимаете, что это значит? А Охтэ там, на берегу, совсем один!

– Ты забыла, что с ним жена и дочь.

– Так это еще хуже! Они лишь отвлекут его, если предстоит сражаться…

– Ну и кому справиться с этой неведомой опасностью, как не Охтэ? – укоризненно спросил Виг. – Наш нойда велик и славен. Он обошел все земли, от саами до венья. Разве не его называют самым сильным шаманом Змеева моря? От нас не будет толку… Нет, акка, мы сейчас не пойдем туда. Мы подождем, когда прекратится буря.

Страшный порыв ветра с воем пронесся над земляной крышей, вбивая обратно в вытяжные отверстия дым вперемешку со снегом. Языки пламени затрепетали в очагах, по стенам побежали причудливые тени. В сумраке послышались испуганные возгласы детей.

– Если будем ждать, – мрачно проговорила Морошка, – не стало бы слишком поздно…

* * *

– Матушка, кто это так воет? Дикие сайво?

Кайя смотрела вверх, куда уходил дым очага и на разные голоса завывала темнота.

– Ветер лютый, – отвечала мать. – Похоже, эта буря прилетела прямо с Вечного Льда!

– Почему у ветра такой голос, будто он голодный?

– Это потому, что скоро весна. Когда близится время солнца, с моря всегда налетают бури. Зима не хочет уходить, гневается.

– А-а-а… – неуверенно протянула девочка. – А почему ветер так сильно воет как раз над нашим домом?

– Глупости, Кайя! Ветер воет везде. Лучше пригляди за похлебкой, чтобы не убежала.

Девочка послушно опустила взгляд и подсела к очагу. Огонь плясал под котелком, грел его железные бока. К весне, под конец бесконечно долгой зимы, хочешь не хочешь, а все начинают подъедать последние припасы. Еда становится скудной и скучной. Но не сегодня! Нынче мать решила порадовать семейство и достала заветный мешочек с мукой, что еще летом выменяла у сурян. Добавила вкусной, жирной рыбы…

Девочка втянула ароматный пар, глядя, как похлебка лениво булькает в котелке.

– Кайя! Нос ошпаришь!

Кайей – «Чайкой» – назвал ее отец, прошедший все извилистые берега Змеева моря. Чайка сродни и морю, и небу. Ведь без играющего на волнах солнца и брызг пены, что разносит ветер, море – лишь темная бездна. Племя сихиртя жило среди сопок, но море с древних времен щедро кормило их. Они любили его. Они его боялись.

Кайя почти не знала моря. Всего шесть зим она прожила на свете, и ее миром была родная землянка.