Прегрешения богов - Лорел Гамильтон

Я бы улыбнулась, только настроение было не для улыбок.

— Нет, детектив. Они куда сильней, чем кажутся, и при этом невероятно быстры.

— Значит, нам надо искать не человека?

— Я так не сказала. Я сказала, что физически человек на такое не способен, но он может прибегнуть к помощи магии.

— Какой магии?

— Так сходу не скажу. Я не человек, мне нет нужды пользоваться чарами для противостояния фейри. Но я знаю, что существуют чары, которые делают нас слабее, уязвимей, которыми нас можно поймать.

— Ага. А феи этого вида в принципе бессмертны?

Я посмотрела на безжизненные фигурки. Проще всего было бы ответить «да», но от малых фейри Неблагого двора я слышала, что кто-то из них погиб, всего лишь свалившись с лестницы, или от других столь же банальных причин. Если они и бессмертны, то совсем не в такой степени, как прежде, но за пределами холмов мы это не афишируем. Пусть лучше люди думают, что навредить нам не просто. Может быть, кто-то из людей узнал правду и этим воспользовался? Стало ли легче убить малых фейри? Или все же они бессмертны, а смертными их сделали чары?

— Мерри, ты меня слышишь?

Я кивнула и взглянула на Люси, с облегчением отвернувшись от трупов.

— Прошу прощения. Мне к такому никогда не привыкнуть.

— Все привыкают, — сказала она. — Но будем надеяться, что тебе не придется. — Она вздохнула, словно жалела о том, что ей пришлось привыкнуть.

— Ты меня спросила, бессмертны ли феи-крошки. Да, бессмертны.

Только это я могла сказать, пока не выясню, не растет ли смертность фейри повсеместно. Пока было только несколько случаев внутри волшебной страны.

Но как тогда убийце это удалось?

Я до сих пор лишь однажды видела, чтобы фею-крошку убили клинком, сделанным не из холодного железа. Хозяином клинка был сидхе Неблагого двора — аристократ волшебной страны, мой соплеменник. Его казнили, хотя он клялся, что не хотел ее убивать. Он хотел только ранить ее в сердце, как ее отказ ранил его — поэтический жест, этакая романтическая нелепица, вполне нормальная среди существ, которые могут разгуливать с собственной отрубленной головой подмышкой. Впрочем, последнее давно уже не так даже для сидхе, но мы и об этом не распространяемся. Никому не нравятся разговоры о — том, что его народ утрачивает силу и магию.

Убийца этих фей — сидхе? Почему-то мне так не казалось. Сидхе может убить малого фейри походя или чтобы подтвердить свое чувство превосходства, но здесь чувствовалось нечто не столь простое, был здесь какой-то подспудный мотив, понятный только самому убийце.

И тут я задумалась о собственных мотивах: а не хочу ли я сама себя убедить, что здесь не замешан никто из Неблагого двора, из Темного сборища? Двора, которым я могла бы править, но отказалась от трона ради любви. Об этом до сих пор трещали таблоиды: сказочная развязка и тому подобное. Но на пути к этой развязке погибло слишком много народу, и многие — от моей руки. Тут, как часто бывает в сказках, дело было не столько в любви, сколько в крови и еще — в честности перед собой. Любовь — всего только чувство, которое подвело меня к пониманию, кто я такая и чего хочу от жизни. Что ж, порой к этому приходят под влиянием не столь приятных чувств.

— О чем задумалась, Мерри?

— О том, что за чувство заставило убийцу это совершить. Вызвало такое желание.

— Что ты имеешь в виду?

— Такое внимание к деталям требует чего-то вроде… любви. Может быть, убийца любит эту книгу, любит фей-крошек? Или наоборот — ненавидел эту книжку в детстве? Может ли она дать ключ к какой-то чудовищной психотравме, которая настолько его извратила?

— Не надо психологии, Мерри. У нас есть люди, которым за это платят.

— Я просто размышляю так, как ты же меня и учила, Люси. Убийство, как любое дело, не получается идеальным, как по волшебству. А здесь все идеально.

— Убийца мог годами обдумывать детали. Маньяки всегда стремятся к идеальному убийству.

— Но им никогда не удается. Именно так говорят на допросах серийные убийцы. Они снова и снова пытаются воплотить в жизнь свою фантазию, но им никак не удается, и они убивают опять и опять, добиваясь идеального совпадения.

Люси улыбнулась.

— Знаешь, что мне в тебе всегда нравилось?

— Что? — спросила я.

— Ты никогда не рассчитываешь только на магию, ты стараешься стать хорошим сыщиком.

— Но ведь так и нужно?

— Да, но ты не поверишь, сколько магов и парапсихиков отлично владеют своим даром, а как сыщики — гроша ломаного не стоят.

— Ну, я стараюсь, но ты же знаешь: я до последнего времени не слишком преуспевала в магии.

— Это верно, ты поздний цветок.

Она опять улыбнулась. Когда-то мне казалось странным, что полицейские могут улыбаться, стоя над трупом, но со временем я поняла, что либо ты начинаешь относиться к этому легче, либо переводишься из убойного отдела или увольняешься совсем.

— Я уже проверила, Мерри. Не было ни одного случая, даже похожего на этот. Не было групповых убийств фей-крошек, не было переодеваний, не было вырванных картинок из книжки. Это преступление единственное в своем роде.

— Возможно, и так, но тебе — в том числе — я обязана знанием, что убийцы не начинают с такой высокой ступеньки. Может быть, у него был отличный план и помогло везение, но скорее всего были и другие убийства — не такие совершенные, не такие продуманные, но такие же театральные, оставляющие то же чувство.

— Какое чувство?

— Ну, ты ведь подумала о съемках фильма не только потому, что это даст вам больше зацепок, а потому, что во всем этом есть нечто театральное. Выбор жертв, их расположение, книжная иллюстрация — все это зрелищно.

Она кивнула:

— Именно так.

Ветер подхватил подол моего пурпурного сарафана — мне пришлось придержать его руками, чтобы не ослепить своими прелестями полицейских из оцепления.

— Прости, что вытащила тебя сюда в субботу, Мерри, — сказала Люси. — Я честно пыталась дозвониться до Джереми.

— У него новая подружка, так что он частенько выключает телефон.

Нет, я не завидовала своему боссу, впервые довольно серьезно влюбившемуся за долгие годы. Ну, почти не завидовала.

— Судя по твоему виду, ты собиралась на пикник.

— Что-то вроде, — сказала я. — Ну, у тебя тоже суббота не задалась.

Она грустно усмехнулась:

— У меня планов не было. — Она показала через плечо на полицейское оцепление. — Твои бойфренды жутко на меня злятся за то, что я заставляю беременную смотреть на трупы.

Мои руки машинально дернулись к животу — еще совсем плоскому. Ничего еще не было видно, хотя врач сказала, что с двойней живот может вырасти буквально за одну ночь.