Старая армия - Антон Деникин

Это будут (и чаще всего — с осуждением) определять впоследствии как «либерализм», и сам генерал, очевидно, если и не склонялся к тому же определению вполне, то по крайней мере принимал его, написав в 1924 году в частном письме: «Взыскую либерализма и болею над его немощами… Что же, это верно. То же и с Армией (очень значимое сопоставление в устах Деникина! — А.К.)… Так — любят иной раз близкого человека со всеми его слабостями и недостатками». Однако не зря генерал граф Ф. А. Келлер, в годы Первой Мировой войны бывший одно время начальником Деникина, писал ему в 1918 году: «В Вас я верю, считал Вас всегда честным монархистом…» (при том, что Деникин, по многочисленным отзывам, был органически неспособен ко лжи, притворству и «мимикрии»), а на прямой вопрос того же Келлера в личной беседе — «Скажите мне, наконец, ваше превосходительство, кто вы и что вы такое» (прямолинейного монархиста стала раздражать политика непредрешения государственного строя России, проводимая командованием Добровольческой Армии) — Антон Иванович, по рассказу предубежденного графа, «сконфузился и отвечал: «я монархист», и поспешно добавил: «я конституционный монархист»», — так что монархический принцип в душе Деникина главенствовал — пусть и «сконфуженно» и с «конституционною» оговоркой — даже в смутные времена, когда ревизия прежних убеждений становилась делом весьма распространенным.

Но и в начале века, когда тридцатилетний офицер на ощупь подходил к своим «трем положениям», его «либерализм» не укладывался в рамки общепринятого толкования этого термина — недаром Деникин как единственно возможное решение воспринял жесткие меры правительства по подавлению бунтов 1905 года и суровые, вошедшие в пословицы фразы П. А. Столыпина, обращенные не только к революционному подполью, но и к сочувствующим из «конституционной» Думы: «Не запугаете!», «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!» Интересно также отметить, что в таком важном для государства вопросе, как итоги Русско-Японской войны и перспективы ее продолжения (в случае, если бы не состоялся Портсмутский мир), Деникин и в последние годы жизни провозглашал убежденно: «…принимая во внимание все «за» и «против», не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос — «что ждало бы нас, если бы мы с Сипингайских позиций перешли в наступление?» — отвечал тогда, отвечаю и теперь: — Победа!» — и горько сожалел, что в Портсмуте «армию не спросили», а «Петербург «устал» от войны более, чем армия». До некоторой степени это приобретает значение и в связи с вопросом о «либерализме» Деникина, поскольку один из столпов либерализма подлинного, безо всяких кавычек (впрочем, наряду с этим и убежденный государственник), фельдмаршал Д. А. Милютин, на склоне лет вынес уничтожающий приговор подобным взглядам: «…Приходилось порадоваться прекращению войны. Только отчаянные шовинисты могли бредить о реванше» (статья была опубликована после смерти ее автора, в 1912 году, в «Известиях Императорской Николаевской Военной Академии», и следивший за военной литературой Деникин вряд ли мог ее пропустить). И, возможно, уже персонально к Деникину — автору «Армейских заметок» в журнале «Разведчик» отнес бы ту же характеристику «шовиниста» фельдмаршал, доживи он до 1914 года и прочитай страстный призыв к укреплению духовной боеспособности России и ее Армии («накануне уже неизбежной отечественной войны наши власти старательно избегали возбуждения в народе здорового патриотизма, разъяснения целей, причин и задач возможного конфликта, ознакомления войск со славянским вопросом и вековой борьбой нашей с германизмом»): «Духа не угашайте!» Не оставим без внимания и выбор глубоко и искренне верующим Деникиным этой новозаветной цитаты (1 Сол. 5:19), вольно или невольно сопоставляющий дело защиты земного Отечества с проповеданными Апостолом путями стяжания Отечества Небесного. Итак, не был ли Антон Иванович во многом чужд российскому либерализму в его сложившихся к началу XX века исторических формах?

Как представляется, мировоззрение Деникина скорее можно описать введенным П. Б. Струве термином «либеральный консерватизм», который, несмотря на внешнюю парадоксальность, заключает в себе достаточно глубокий смысл. «Суть либерализма, как идейного мотива, заключается в утверждении свободы лица. Суть консерватизма, как идейного мотива, состоит в сознательном утверждении исторически данного порядка вещей, как драгоценного наследия и предания», — пишет Струве. «Либеральный консерватизм означает, таким образом, — раскрывает его мысль эмигрантский исследователь, — одинаковую любовь к началам и идеям свободы и власти, свободы и порядка, реформаторства и преемственности. Главная задача — и в то же время главная трудность — для носителей этой политической идеологии всегда заключалась в нахождении правильного «сочетания порядка и свободы в применении к историческому развитию и современным потребностям», — что, собственно, представляет собою отказ от догматизма во имя естественного развития живого национально-государственного организма. Размышляя, уже в эмиграции, о будущем Отчизны после ее освобождения от большевиков, Струве подчеркивал: «…У нас нет политических рецептов, а есть ясная и твердая мысль — России нужны: прочно огражденная свобода лица и сильная правительствующая власть», — и это вполне совпадало с позицией Деникина как по сути, так и в вопросе частном — пресловутого «непредрешенчества» судеб освобожденной страны.

Не меньше соответствуют деникинским взглядам и «ясное сознание и твердое убеждение» Струве, «что духовная крепость и свобода лица, мощь и величие государства в своих глубинах, основах и истоках восходят к непреложным религиозным началам. Отрываясь от этих начал, личность духовно никнет и мельчает, корни ее свободного бытия иссыхают. И государство, которое отнюдь не представляет просто технического приспособления, а есть некий таинственный сосуд национальной, духовной и жизненной энергии, испытывает ту же судьбу, когда отрывается от религиозных начал»; и чтобы еще раз убедиться в близости взглядов, достаточно сравнить с этими высказываниями мысли, звучавшие в 1919 году в официальных документах, подписанных Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России, — «твердое убеждение, что возрождение России не может совершиться без благословения Божия и что в деле этом Православной Церкви принадлежит первенствующее положение, подобающее ей в полном соответствии с исконными заветами истории», и прямую апелляцию к религиозному авторитету: «Велико должно быть значение мудрого голоса Церкви и в настоящую тяжелую для государства годину, когда во многих местах его под напором большевизма и низменных страстей рухнули основы религии, права и порядка, и русские люди, забыв стыд и долг свой, глумятся над растерзанной и истекающей кровью Родиной. В такое тяжелое время глубоко отрадно вновь услышать голос Православной Церкви, и я верю, что по молитвам ее Господь Бог укрепит нас в нашем трудном подвиге и Десницею Своею благословит наше правое дело на благо и величие горячо любимой Матери России».

Применение к взглядам Антона Ивановича термина «либеральный консерватизм» кажется нам оправданным и еще по одной причине. Подобно тому, как в самом термине именем существительным является все-таки консерватизм, — и в мироощущении Деникина либеральная составляющая относится скорее не к глубинным основам, а к общественно-политическому темпераменту, который не раз побуждал его обладателя к громкому протесту и, в конечном счете, соотнесению себя с определенным политическим направлением (хотя и с непременною оговоркой: «…не принимая активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии»). В то же время противоположный лагерь — демонстративно-консервативный, присваивавший себе — не всегда оправданно — привилегию на патриотизм и «охранительство» (как «либеральная общественность» — патент на «выражение народных чаяний»), — также должен был оказаться для него во многом чуждым, несмотря на близость основополагающих государственнических идей.