Море в складочку - Елена Ульяненко

— Лёха, собака замерзла и хочет кушать.

Лёшка резко обернулся, он вертел головой в поисках собаки. Как он мог, как он забыл про маленького друга? Он искал взглядом, и уже готов был закричать от безысходности, когда на огромном ярком сарафане вдруг увидел маленькое черное пятно — хозяйка держала щенка на руках. Лёшка подбежал к ней, растопырив руки и неумело обнял большую женщину. Он уткнулся лицом в собаку, и вдыхал теплый запах молока и мокрой шерсти. Щенок дрожал и поскуливал — Лёшка тихонько взял его на руки и крепко прижал к груди, поцеловал в мокрую голову и сказал: «Прости».

Щенка заботливо укутали махровым полотенцем, и тот уснул, перевернувшись на спину и раскинув по сторонам все четыре лапки. Лёшка боялся нарушить щенячий сон, и просто молча сидел рядом и даже дышать пытался менее шумно. Потом тихонечко достал из рюкзака картон и краски, обслюнявил палец и макнул в светло-коричневый. Он рисовал до самого утра. Мама и тетя Люба давно спали, в комнате приглушили свет, в надежде, что в полумраке Лёшика сморит сон, хотя все знали, пока картина не будет завершена, Лёшка ни за что не ляжет — так было всегда, так будет и в этот раз. Единственным отличием от художественного ритуала было то, что сегодня он рисовал по памяти.

Пальцы быстро и точно наносим мазки — рот был полон сладковатых красок. Ногтем большого пальца Лёшка прорисовывал тонкие линии. И вдруг он обмакнул в краску средний и указательный пальцы и стал слегка барабанить по листу — мелкие капли небрежными брызгами рассыпались по картине, а под пальцами образовывались неровные подтеки, и просвечивал белыми пятнами картон. Лёшка отодвинулись от себя рисунок, сделал ещё несколько движений ногтем, обсосал начисто пальцы и уснул. Здесь же, на полу, прижавшись животом к собаке. Так и проспал они до полудня, их не разбудил ни солнечный луч, щекотавший ресницы, ни прохладный ветерок, гуляющий по полу — им было тепло и спокойной вдвоем.

День задался ветренный. Море поднималось тяжелыми волнами и с шумом роняло их на берег. Белые барашки пены гордо оседлали гребни волн, а потом таяли где-то в глубинах шумящей воды. Лёша остановился, затаив дыхание, потом резко сел на влажный песок и достал свой нехитрый набор. Он макал пальцы в краски, смешивают цвета, облизывал пальцы и слюнявил краски. В краски забился песок и теперь неприятно скрипел на зубах. К рисованию подключилась левая рука — весь лист был исчеркан линиями на синем фоне — море не получалось. Он не мог зафиксировать взглядом волны — море менялось каждое мгновение, и от бессилия Лешка заорал. Протяжное "иии" разнеслось по пустынному берегу, он упал лицом в песок и колотил по нему руками и ногами. Вдруг сильная рука взяла его за плечо и прижала к песку.

— И что? Чего орешь? Вон, балбеса своего напугал, что тот обоссался, — никто так раньше с Лёшкой не разговаривал, мама даже оцепенела от таких слов Любаши

Лёха повернулся, он хотел ее ударить, но она крепко сжимала его плечо и улыбалась. Хорошо так улыбалась.

Лёшка достал скомканный лист картона, на котором должно быть море, но были лишь синие разводы и бесформенные волны.

И она поняла. Села рядом. И начала пальцем водить по песку. На песке появилась волна, за ней другая, третья.

— Море, брат, — это движение. Оно беспокойно и не останавливается никогда. Море — это сила, оно держит на себе огромные корабли и с легкостью их же и поглощает. Море это жизнь — если оно остановится, то все вокруг погибнет, море так же непостижимо, как звезды, оно хранит в себе тайны, такие древние и такие неведанные. Не всякому дано постичь совершенство морей и океанов, завтра я покажу тебе место, где море остановилось, а сейчас беги купаться.

Лёшка слушал тетку и смотрел, как под ее пальцами на песке оживают волны, заползая одна на другую. А потом тетя Люба грубо и небрежно провела босой ногой по своему рисунку. Как будто и не было всего этого волшебства.

Лёшка поправил кепку, отряхнул майку от налипшего песка и пошел к воде.

— Ничего не понимаю? Как у тебя получается? — спросила мама, удивленно смотря на старшую сестру.

— Да тебе и не надо. Ты — мать, ты хочешь, как лучше, а мы с ним — художники, мы видим, как нам хочется. — Люба засмеялась и легла на спину, подставляя лицо ветру и солнцу.

— Меня больше собака интересует — откуда эта кроха?

— Да я сама не поняла. Да и не в этом дело, откуда он. Вот ты думаешь, что мы с ним до этого собак не видели? И собаки, и кошки, и лошади были. И в зоопарк ходили, и даже с дельфинами плавали — не интересовали они его. Вот на секунду остановится, и все. Вот словно робот. Возле пруда нашего белки живут, сами на плечи прыгают — неинтересно. Голубей кормить на площадь ходили — кормит, а сам вдаль смотрит. А тут эта кроха — и сразу любовь. Да он когда заговорил, я не сразу поняла, мне ж ночами снится, как он меня обнимает и шепчет: " мамочка, я тебя люблю". А тут вон собаку полюбил, тебя обнял, а я… — и мама заревела.

Она давно не плакала вот так, чтобы вытеснить свое горе, обиду и поломанную жизнь.

— Ну, дуреха, угомонись, — Люба обняла сестру большими сильными руками, — Завтра в музей поедем. Будем сына твоего из тумана вытаскивать

Лёша зашел в воду по колено. Волны врезались в него, расходились, а потом снова смыкались, будто и не было на их пути преграды, и хоть вид у них был грозный, прикосновение было нежным, словно море облизывает ноги огромным языком. От каждой волны Лёшку покачивало, и он с трудом держал равновесие. Он сделал шаг, еще и еще — края коротких шорт намокли и неприятно липли к ногам. Вдруг к бедру что-то прикоснулось. Нежно, едва задавая, словно крылья бабочки. Лёшка опустил взгляд — бело-прозрачный кругляк с тонкой сиреневой звездочкой по центру махал крыльями и снова столкнулся с ногой.