Собаки в разгар лета - Тэру Миямото

— Из Англии. Они покупают у нас большие бурильные станки, партия — четырнадцать штук. Официально контракт заключат после Нового года, но предварительный контракт уже подписали десять дней назад… Представляешь, один станок стоит двадцать три миллиона. Любую скалу может пробурить за несколько секунд. Эта фирма перепродаст потом четыре штуки в Венгрию и три — в Югославию. У нас самих каналов сбыта в Восточной Европе нет.

— Тогда тебе нужно заказать билет на Нариту. — Тамаэ разжала пальцы, которыми до сих пор сдерживала мою руку, и тихо произнесла: — Наверное, тебе покажется банальным то, что я скажу, но нам с тобой в этот раз действительно ничего не светило.

— Не светило? — Я коснулся ее груди и подумал: «Так ведь с самого начала ничего не светило. Она же знала, что у меня жена и дети», — но ничего этого я не сказал и переспросил:

— Не светило?

— Мне тут на днях звонил отец, — неожиданно сказала Тамаэ. — Говорит, что мне нечего заниматься ерундой, все равно эта работа денег не приносит, лучше уж вернуться домой. Не знаю, сверну ли я свои дела, но домой съезжу обязательно. Все-таки уже два года, как не была там.

Отец Тамаэ держал два ресторанчика в Саппоро. Она закончила там колледж и уехала в Токио. Поступила работать на фирму из Киото по продаже тканей для кимоно. Там научилась красить ткани, кроить кимоно и пять лет назад открыла свое дело. По характеру Тамаэ была ужасно старательная, вечно корпела над каждой мелочью и не успевала сделать работу к сроку. Поэтому в основном жила на деньги, которые ей присылали из дома.

— Я уже три месяца с тобой так, по инерции. Устала я от всего этого…

Наверное, про себя Тамаэ уже все решила окончательно, раз дошло до таких объяснений. Мне казалось, я хорошо ее знаю. Мы не так много времени проводили вместе, но ситуаций, которые приоткрывали нам характер друг друга, было предостаточно.

— А я нет, для меня это не по инерции. — Я опустил руку, которой прикасался к груди Тамаэ.

— Что же это тогда для тебя? — спросила Тамаэ.

— Для меня это не просто так, я думаю, что у нас все еще получится…

Я встал, позвонил в аэропорт Ёнаго и заказал билет на Нариту на завтра.

— Я для тебя ничего не сделал. Мне казалось, что я смогу что-то придумать, но у меня ничего не получилось.

Я смотрел на перевернутую лодку за окном и просил прощения у Тамаэ. Я, правда, подумал, что чувство к Тамаэ неожиданно может стать таким сильным, что я найду выход и у нас все пойдет по-другому… Но в этот момент пришлось признаться себе, что я почувствовал некоторое облегчение, как будто сбросил тяжелую ношу с плеч.

Я указал Тамаэ на лодку и рассказал о том, что мне не дает покоя все эти дни. Оказалось, и она заметила, что лодка передвигается.

— Так ты видела? — Я был немного удивлен.

— Да я только и делала, что смотрела на берег и на море, с тех пор как мы сюда приехали.

— А тебе не показалось это странным?

— Иногда казалось, а иногда вроде и нет… После этого мы замолчали. Потом Тамаэ захотелось прогуляться по берегу. Мы вышли из гостиницы и направились к морю, к тому месту, где лежала лодка. Когда мы переходили шоссе, нам повстречался хозяин. Он спросил, когда приготовить ужин. На моих часах было около пяти, и я попросил его подать ужин в семь.

Лодчонка была вся потрескавшаяся, руль ее уже сгнил и вообще был сломан. Она была похожа не на лодку из дерева, а на какое-то странное хитросплетение из грязных волокон и нитей. Часа два назад начался дождь и закончился минут пятнадцать назад, но лодка выглядела до странности сухой.

— Когда я вчера ходил в туалет, слышал, как на кухне разговаривали хозяева. Хозяйка говорила, что такой красавицы, как ты, в жизни не видела.

От моих слов выражение лица Тамаэ ничуть не изменилось.

— А между прочим, я свое слово одержала. Ни разу не звонила тебе — ни домой, ни на работу.

— Я тебе за это очень благодарен.

— А вот ты ни одного своего обещания не выполнил…

«Начинается…» — Я посмотрел на след от лодки и пошел прямо по этой бороздке. У Тамаэ была скверная привычка — уж если она начинала в чем-то упрекать меня, то это могло продолжаться бесконечно. Бывало, такая сцена длилась пять-шесть часов. Я не мог понять этой ее болезненной страсти, и наверное, из-за этого наши отношения дали трещину.

Днем дул влажный, не по сезону теплый ветер, но сейчас он утих, хотя море все еще было неспокойно. Я сказал Тамаэ, что упрекать меня совершенно бессмысленно, и с деланно шутливой улыбкой попытался переменить тему:

— Как ты думаешь, почему эта лодка передвигается каждый день?

— Да это любому понятно: кто-то ее передвигает! — Тамаэ сердито смотрела на меня.

— Тогда следующий вопрос: зачем ее понадобилось передвигать?

— Ну, значит, она сама по ночам двигается.

— Сама? Вот так, вверх дном?

Тамаэ не удостоила меня ответом и быстро зашагала к кромке воды. Она стояла ко мне спиной, не оборачиваясь. Ветер раза два задрал ее коричневую юбку, но она даже не пошевелилась, чтобы поправить ее. Я подошел к ней, положил руки на плечи и заговорил о том, какой она порядочный человек, о том, как это прекрасно, что Тамаэ никогда не лжет, и что такое качество очень редко встречается в наше время.

Тамаэ, ничего не ответив, показала пальцем далеко в море: «Там человек!». И действительно, если напрячь зрение и вглядеться, то можно было заметить одинокую фигуру, движущуюся на виндсерфинге к западу…

После ужина хозяева пришли убрать посуду. Я сказал, что уезжаю завтра утром и поэтому хотел бы сегодня расплатиться. Хозяин спустился вниз, чтобы подготовить счет.

— Вы такие молодые, а сами гостиницу держите. Я вам завидую. Это не то что в какой-нибудь фирме служить, там такая скука… — обратился я к хозяйке. На это женщина ответила, что гостиница принадлежала деду ее мужа и дело перешло к ним после того, как они поженились.

— Так во сколько же лет вы унаследовали гостиницу?

Женщина ответила, что им в то время было по девятнадцать лет. Но даже при искусственном освещении ей можно было дать около тридцати. Тамаэ сидела на стуле у окна и, не отрываясь, смотрела на черневшее за окном море.

— Так во сколько же лет вы с мужем познакомились?

Хозяйка улыбнулась. Когда она улыбалась, то действительно выглядела на свои двадцать с небольшим, и мне вдруг вспомнилось выражение «милая простота».

Прежде чем ответить на мой вопрос, хозяйка на миг задумалась и сказала, что вряд ли и она, и муж знают точно, когда это произошло.

— А почему вы не знаете? — спросил я, улыбаясь. Тамаэ тоже повернулась и с интересом посмотрела на женщину.

— Мы оба местные, выросли здесь, в этом городе. Дом моих родителей в десяти минутах отсюда. Мы познакомились, наверное, когда нас мамы за спиной носили. И в один детский сад ходили, и в одну школу. И в начальной школе все время в одном классе, кроме третьего и пятого, и в средней три года вместе. Только в повышенной отдельно. Муж тогда два года проучился и пошел учиться на повара. Его родители рано умерли, и он воспитывался у деда с бабушкой. Потом и бабушка умерла, когда он в средних классах был. Дед совсем духом упал и слег. Поэтому мужу пришлось школу бросить, чтобы продолжить семейное дело.