Владыка ледяного сада. Носитель судьбы - Ярослав Гжендович

Я опускаю на место узорчатую решетку и иду дальше по трюму.

Свободное пространство сужается, вдоль борта вспучиваются продолговатые, яйцевидной формы, предметы, похожие на стеклянные осиные гнезда; некоторые из них лежат плоско, будто саркофаги. Веретенообразные встают, глубоко воткнутые острым концом в углубления палубы, будто древнегреческие пифосы, вот только сделанные не из обожженной красной глины, но из того же стекловидного псевдольда, что и все здесь. В них – метра полтора высоты. По бокам углубления, перечеркнутые валками ухватов. Наверное.

Я берусь за два ухвата по бокам сосуда и пытаюсь сдвинуть тот с места, но он либо жутко тяжелый, либо насмерть прикреплен к палубе. Ниже, где-то в полуметре над решеткой, у каждого сосуда есть овальное углубление, как летка в улье. Я неуверенно сую туда ладонь, вогнутая стенка отодвигается назад, и на руку мою течет сильный, холодный поток жидкости. Я резко отдергиваю руку, поток иссякает, лужа под моими ногами просачивается под палубу сквозь мелкие отверстия гретинга, и я слышу, как хлюпает где-то внизу. Осторожно нюхаю руку, потираю мокрыми пальцами открытый участок кожи на сгибе локтя. Не чувствую ничего, кроме влаги. Потом прикасаюсь губами, а через какое-то время и кончиком языка.

Это вода. Холодная пресная вода.

Я по очереди проверяю остальные кувшины, расставленные вдоль стен. Отверстие над полом действует как дозатор в бутылках с минеральной водой. Если вталкиваю дверку внутрь – течет вода, а внутри пифоса слышно бульканье. Хорошо.

По-крайней мере вода у нас есть. Jupi du. Аллилуйя.

Я всаживаю внутрь свою металлическую кружку, слушаю бульканье жизнедавной жидкости, которая может оказаться не слишком-то и жизнедавной, отпиваю небольшой глоток. Миг-другой держу воду во рту, но не чувствую никакой подозрительной горечи, никакого привкуса горького миндаля; глотаю. А потом жду три минуты с болезненно лупящим под ребра сердцем. Не чувствую судорог желудка, ледяного холода в венах, не слепну и не задыхаюсь в агонии центральной нервной системы с легкими, полными воздуха, как было бы, атакуй цианид мою нервную ткань. Не взрываются у меня глаза, я не превращаюсь в камбалу.

Естественно, это глупость, но, с другой стороны, ведь эту воду придется пить. А отравить питье было бы еще более простым и элегантным решением, чем драккар, что тает в открытом море. Однако ничего не происходит, а я чувствую облегчение.

Какое-то время я вожусь с торчащими вдоль борта саркофагами, но безрезультатно. Кажется, верхняя их часть не монолитно сопряжена с остальным массивом, но снять ее мне не удается. Я подцепляю край ножом, тяну вверх, дергаю во все стороны, но это ничего не дает. Саркофаг как коробка, защищенная от детей; но как ее открыть, не знают и взрослые. Пригодился бы пятилетний шалун, который небось распечатал бы саркофаг в две минуты.

Посредине каждой крышки, у края, расположен орнамент из двух треугольников. Вершина одного упирается в основание второго – как стилизованная елочка, но всего из двух деталей. Я смотрю на орнамент, поскольку что-то меня здесь сбивает, он слишком прост, слишком техничен по сравнению с псевдороманскими украшениями, что вьются повсюду. Это не дает мне покоя.

А потом я вспоминаю. Я видел такие символы, только расположенные горизонтально, в детстве, когда панели, управляющие плеерами или мультимедийными программами, напоминали старое, еще механическое оборудование. Fast forward или rewind. Знак из времен, когда звук записывался на магнитной ленте.

Я тыкаю ладонью в край плиты сразу под символом, и тогда она легко уступает, раздается треск, а потом крышка мягко отходит в сторону. Итак. Слив, как в автоматах с напитками, символ FF на ящике; тот, кто не родился на Земле, будет иметь серьезные проблемы с тем, чтобы добраться к содержимому этих вместилищ. Изнутри саркофага пышет холодом, оттуда вырывается пар, но там не столько суровый мороз, сколько холод. Я смотрю на пучки жестких, пахнущих копченостями пластов сушеной рыбы, на глиняные кувшины, наполненные мукой или странными зернами, похожими на сухую фасоль, на полоски сушеного мяса, на закрытые банки залитого жиром мяса, на черные от дыма колбаски, старательно перевязанные шнурком.

Припасы. Как же мило.

Причем – в холодильнике.

Я тяну крышку на себя, она въезжает на место со щелчком, и саркофаг снова становится монолитом.

Трюм делит на части полупрозрачная стена, в которой движутся невнятные гибкие формы. Я прижимаю лицо к ледяной поверхности и вижу, что в зеленой жидкости маячат живые создания, словно адские угри. Они длинные, мясистые, с мерзкими зубастыми мордами глубинных тварей, со встопорщенными колючими плавниками. Выглядят как помесь дракона с муреной. Вдоль их боков помигивают маленькие точечки, зеленые и синие. Рыбы. С человеческими, жуткими глазами с заметным белком и круглыми зеницами, окруженными золотыми радужками.

Запасы? Аквариум? Поверхность ледяной стены не идеальна; если смотреть прямо, то плывущие змеиными движениями тела видно очень отчетливо, но под углом они превращаются в туманные, невыразительные формы. Я хочу знать, что дальше, я ведь еще не дошел и до середины драккара, и до носа осталось добрых десять метров.

Я ощупываю холодную стену, рыбы с другой стороны напротив моих ладоней распластывают об лед колючие присоски. Рыбы. Скажем так. Вроде-как-рыбы. Конвергентные соответствия.

Я догадываюсь, что если есть проход, то он должен находиться посредине. Так велит логика. Но, несмотря на это, ничего не видно.

После долгого ощупывания я все же нахожу в зеленоватом полумраке трюма очередной выпуклый значок. Это «плюс». Или греческий крест. Чуть дальше – круг с точкой внутри. Они находятся в полутора метрах друг от друга, на одной и той же высоте. Еще одна головоломка? Крест… Аптечка? А круг с точкой? Солнце? Я отхожу на пару шагов, но умнее от этого не становлюсь. Земной символ. Греческий крест и круг с точкой. Что-то настолько же простое, как и FF на холодильнике. Что-то, связанное с открыванием дверей?

Двери служат для того, чтобы войти или выйти.

Я должен сыграть в «крестики-нолики»?

Давлю рукой то на один из символов, то на другой, кажется, они поддаются, но, возможно, мне только кажется.

Войти или выйти.

Символ. Нет ни одного графического символа, связанного с дверью.

Есть только надписи: «толкать» или «тянуть», push или pull.

И тогда на меня снисходит озарение. Вектор. Когда его обозначают в двух измерениях, он отрезок со стрелкой. Но если в трехмерном мире, то, когда он направлен от нас, становится крестиком, символизирующим оперение стрелы, когда же он смотрит на нас – он круг с точкой, потому что символизирует наконечник. Об этом мог помнить только тот, кто учился, используя бумагу. Уже многие годы трехмерное пространство для школьников – просто трехмерное. Виртуальное.

Я кладу одну ладонь на «плюс», а вторую – на круг и нажимаю обеими сразу. «Плюс» поддается и входит внутрь, но не круг. Пытаюсь потянуть его на себя, но пальцы скользят по стене. Я отвожу ладонь, и тогда короткий валик льда выдвигается навстречу ладони.