Двум смертям не бывать - Светлана Успенская

Какое отношение припозднившийся посетитель имеет к покойному? В голове тяжело ворочались обрывки тугих мыслей: «Говорили, что баба… Приказ был насчет бабы только… А этот что? А если этого тоже нужно? А если этот не тот и вообще здесь ни при чем?»

Пока Петрович мучительно морщил лоб, задаток в виде хрустящих купюр исчез в недрах обтерханных телогреек, и работники гранитной мастерской вновь закивали, молитвенно сложив ладони: видно, обтяпали страшно выгодное дельце. Длиннополый мимоходом поправил висевшую на одном шурупе табличку и, не оглядываясь, зашагал по центральной аллее к выходу. Мастера гранитных дел радостно потирали руки.

— Что за тип? — в ту же секунду подскочил к ним озадаченный Петрович.

— А бес его знает! — послышался равнодушный ответ. — Заказ на гранитный памятник, задаток в «гринах»… Срочно, грит! Через неделю, сказал, придет, проверит выполнение.

Петрович заметался между могил, не зная, на что решиться. Между тем фигура длиннополого постепенно растворялась в сгущавшемся сумраке, точно кусок сахара, брошенный в чай.

Озябшая красная рука потянулась в карман, осторожно выудила оттуда мобильный телефон и затертый листок с цифрами. Негнущиеся пальцы неуверенно набрали номер.

Гудки в трубке еще больше озадачили Петровича. Надо было что-то предпринять. По инструкции Петровичу вменялось в обязанность немедленно сообщить своему нанимателю о появлении объекта, затем проследовать за ним к месту жительства, если тот будет следовать общественным транспортом, а если сядет в машину — записать номер авто и немедленно передать его кому положено.

В случае успеха его ждало немалое вознаграждение. В случае неудачи обещали оторвать яйца и запихнуть в глотку — выражение вполне фигуральное, но тем не менее таящее в себе немалую угрозу. Однако уже первый пункт строгой инструкции невозможно было выполнить — абонент не отвечал.

От бурной мыслительной деятельности Петровичу стало жарко. Он вытер рукавом лоб. Потом шумно выпустил воздух из груди. Потом снова вобрал изрядное количество кубических сантиметров кислорода. И принял решение…

Слава Богу, длиннополый и не подумал садиться в авто или ловить попутку. Он прилежно топтался на автобусной остановке в компании пожилой семейной пары и сгорбленной бабульки с гремящей сумкой, полной пустых бутылок. Петрович с облегчением выдохнул и отвернулся, чтобы не показать, что его кое-кто интересует.

В автобус он погрузился плечом к плечу с длиннополым. Трясся за ним пять остановок до метро, потом спустился в подземку, сел в вагон. По пути еще несколько раз пытался вытащить «мобилу» и связаться с нанимателем. Но напрасно, телефон не отвечал (радиоволны не проникали через толщу земли, но Петрович был не слишком силен в радиотехнике). Пассажиры удивленно косились на потрепанную фигуру, старательно прижимавшую к уху черную трубку.

На «Белорусской» длиннополый вышел из вагона, приблизился к памятнику Ленину в конце платформы и замер возле каменной мрачной физиономии вождя.

«У него здесь встреча!» — догадался Петрович, в восторге от своей сообразительности и проницательности.

Через минуту бурлящий поток из прибывшего поезда затопил зал станции торопливой людской массой. И вот тут-то Петрович удивленно вытаращил глаза и затряс головой. На долю секунды ему показалось, что в глазах у него двоится, — очевидно, сказалось изрядное количество «беленькой», выпитой за весь сегодняшний день. Длиннополых внезапно стало двое, как будто от первого типа отделилось астральное тело и приобрело материальное воплощение. Стало две шляпы, два черных пальто, две пары темных очков и две совершенно омерзительные пары узких альфонсных усиков.

Петрович растерялся. Он уже не знал, где тот тип, которого он подцепил на кладбище, а где его «альтер эго». Он так растерялся, что даже подошел слишком близко, рискуя выдать себя.

Туннель наполнился гулом и грохотом, повалил народ, выливаясь из распахнутых дверей, — на двух платформах одновременно остановились поезда. А длиннополые уже разлетелись в разные стороны, точно два шарика одинаковой массы в задаче про импульс тела.

Правый длиннополый вклинился в середину толстой гусеницы, вползавшей в двери вагона, и мгновенно затерялся в ней. То же самое совершил и левый длиннополый, убегая в противоположном направлении.

Поезда разъехались. Посередине платформы остался стоять потрепанный человечек в телогрейке и с сотовым телефоном в руке. Глаза у него были совершенно безумные — ему казалось, что он чувствует в своей глотке вкус собственных яиц, которые ему обещали затолкнуть туда в случае неудачи. И этот вкус Петровичу очень не нравился.

В обитую старым дерматином дверь детского дома № 50 города Москвы позвонили. Впустив с улицы морозный хрустящий воздух, дверь нехотя приоткрылась, и из нее пахнуло запахом кислых щей и прогорклого масла, запахом ненавистной перловой каши и компота из сухофруктов. На крыльце стояла женщина средних лет в милицейской форме и пацан лет семи в старом драповом пальто с цигейковым воротником и вязаной шапочке петушком. Две мокрые прозрачные полоски пролегали от носа мальчишки к его верхней губе.

Женщина в форме решительно шагнула вперед, цепко держа детскую руку, красную от цыпок, а мальчишка горестно шмыгнул носом и нехотя поплелся за ней. На пороге он остановился и с тоской оглянулся назад, туда, откуда веяло пряным воздухом воли, свободы и безнаказанности. Пацан любил этот вольный дух, а здесь, в прихожей детского дома, так мерзко воняло…

Почувствовав слабое сопротивление, милиционерша остановилась и дернула его руку.

— Ну что еще… — пробурчала она раздраженно. — Опять глупишь, Морозов!

Мальчишка покорно шагнул вперед. Дерматиновая дверь за ним с обреченным стуком захлопнулась, злобно лязгнул засов.

— Новенький! — послышался возбужденный шепот из-за двери, ведущей в холл. В темной щели любопытно блеснули детские глаза.

Мальчишка свободной рукой стянул шапку и заинтересованно огляделся по сторонам.

— Где кабинет директора? — спросила милиционерша. Она все еще сжимала руку своего подопечного, как будто боясь, что тот вырвется и сбежит от нее.

Медленно чеканя шаг, женщина решительно двинулась по коридору. Мальчишка нехотя волочился вслед за ней, бдительно оглядывая детдомовские покои и периодически шмыгая носом.

— Павел Морозов, 1992 года рождения, москвич. Отец умер, мать в бегах. — На стол директора детдома, представительной дамы бальзаковского возраста, с холодным наробразовским взглядом, легла тоненькая папка с надписью «Личное дело». — Задержан на Казанском вокзале во время рейда городского патруля. По решению комиссии направляется к вам из детского приемника-распределителя.

Только после этой тирады железобетонная рука наконец отпустила мальчишку и подтолкнула его к столу директора. Пацан исподлобья уставился на полную даму с властными глазами. Казалось, он ее уже заранее ненавидел.

— Ну-с, Морозов. — Дама окинула его долгим изучающим взглядом. — Проходи, садись… Добро пожаловать!