Забытая юность, или Воспоминания на последней парте - Серж Карманов

не было и я ещё слабо надеялся, что игра не состоится, но выйдя на улицу, по подтягивающейся шпане с соседних дворов, оживленно разговаривающим папашам, моих товарищей, понял – игра будет, серьёзная и долгая.

Матч действительно был упорным, никто не хотел уступать, бегали как «электроники», выплевывая лёгкие, ожесточённо спорили, даже зрители выбегали на поле, когда судья, майор запаса, с красноватым, от выпитого в перерыве пива, лицом, назначил ложный штрафной вблизи ворот, но всё решилось на последних минутах, когда я из последних сил пройдя по правому краю, сделал пас Лёхе Киевскому и он не останавливая мяч, вогнал его в нижний левый угол.

Мы победили в нелегкой, жёсткой борьбе, не обошлось и без небольшой драки, но закончилось всё мирно в тенистой беседке с пивом и победными криками.

Войдя на следующий день в класс, я увидел в её красивых, злых глазах слово «козёл», молча прошел мимо и сел за последнюю парту.

Странные мысли овладели мной, я был горд победой, даже малознакомый десятиклассник, при входе в школу поздоровался со мной. С другой стороны я чувствовал, как обидел её, но извиняться не стал, вряд ли она поймет меня, да и что это за причина для девчонки – футбольный матч, лишь ручка непроизвольно нацарапала на парте её имя.

Вскоре маму пригласили преподавать в мединституте, и мы переехали во Владивосток.

Воспоминание 2. Студент.

Я снова за последней партой, смотрю в окно, там солнечный, тёплый сентябрьский день, настроение прекрасное, тем более, когда вступительные экзамены сданы и я уже студент гидрометтехникума.

Нас в группе 24 человека, две девчонки остальные ребята, на факультет океанологии не берут девчонок, но их взяли – одна круглая отличница, другая дочь генерала.

Наш классный руководитель утверждает, что это единственный техникум в Союзе, где есть такой факультет.

Точно не знаю, что стало решающим фактором моего выбора, не желание идти в девятый класс в новой школе или книги Жак Ив Кусто, но море меня тянуло всегда, тем более изучение его глубинных тайн, я взял документы и отнес в приёмную комиссию.

С мамой, конечно, посоветовался, но начиная с шестого класса почти все решения, я принимал сам, мать редко вмешивалась в мою жизнь, когда уж в дневнике появлялась третья запись о настоятельном приходе родителей в школу, она интересовалась, что там происходит. В доме существовало три закона:

чистка зубов, зарядка и честно отвечать на вопросы. Мама многое прощала, но если она говорила – нет, переубедить её или разжалобить было бесполезно, помню, она поздно пришла со школьного собрания, на которое чуть ли не завучу пришлось её приглашать, позвала в комнату и задала два вопроса:

_Ты что печатал в школьной фотолаборатории порнографию?

_Полная чушь!

_…и распространял её в школе?

_…ну, если можно назвать распространением вывешивание на спине одноклассников нечёткой фотографии женского тела.

На этом всё и закончилось, хотя завуч обещала меня выгнать из школы.

Я прошел медкомиссию и без особых усилий сдал все экзамены и когда прочел свою фамилию в списке поступивших, как то не особо обрадовался, скорее, понял, что наступает другая жизнь.

В нашей группе учились ребята с разных регионов Дальнего Востока: Магадан, Сахалин, Камчатка, Хабаровск, Комсомольск на Амуре, но всех условно можно разделить на две группы, тех, кто приехал учиться и кто сам не понял, как здесь очутился.

Те, кто учился – усаживались в первых рядах записывали лекции и тянули руки на семинарах.

Я как то попробовал сесть за первый ряд и испытал настоящий шок – все как роботы склоняются над тетрадью, приподнимаются и вновь склоняются. Мне же легче запомнить, не записывая, если это не формулы, а следуя за мыслью преподавателя представлять, о чём идет речь, но учитель смотрит прямо на тебя, как будто спрашивает – ты чего уставился, удобно развалиться и сосредоточится невозможно.

В общем, я попросился в туалет и больше на лекцию не вернулся. Бобёр потом часто использовал этот приём, особенно на уроках Толи-Бори.

Анатолий Борисович, учитель океанографии, делал по журналу перекличку, громко кашлял и отправлялся через смежную с аудиторией дверь в свой кабинет, выпивал стаканчик домашнего вина и начинал рассказ о течениях Мирового океана.

Проходило полчаса, Бобер искусственно багровел, сжимая рот, хватался за живот и тянул руку, просясь в туалет, Толе – Боре очевидно было знакомо ощущение тяжести в животе и он всегда отпускал, Бобёр уже не возвращался, праздно шатался по коридорам или пропадал в спортзале.

Понятно, что такие экземпляры сидели на задних рядах. Тут обитали уникальные люди:

Гена Птицын, по прозвищу Филин, черноволосый паренёк с бледным лицом и римским профилем, никогда не расставался с гитарой, вытягивал из неё разнообразные звуки на перемене или по многочисленным просьбам исполнял какой-нибудь хит, типа «Smoke on the water» или свою любимую «Feelins». Но большую часть времени он спал, причем мог заснуть быстро, в самых разных позах и практически везде. Наши маршруты на занятия иногда совпадали, захожу утром в трамвай, смотрю на проходе стоит Гена, одной рукой держится за поручень, в другой гитара, пробираюсь поближе вижу – спит, кепка сползла на нос, глаза закрыты.

Кричу чуть ли не в ухо:

_ Гражданин! Ваш билет!

Гена открывает один глаз:

_.. А это ты, привет, толкни, когда наша будет». И снова погружается в спячку.

Андрей Анохин, с ним мы прошли огонь и воду, а познакомились сидя в последнем ряду на истории КПСС. Он пытался записывать основные постулаты работы Ленина «Два шага вперед, один назад», несмотря на похрапывания, Гены и оживленный рассказ Бобра про студентку-метеоролога с грудью как волейбольный мяч. Я небрежно заметил, что знаю, где достать конспекты хоть за весь год вперед, Андрей тут же отбросил ручку и посмотрел на меня:

_Только без шуток,… не врёшь?

Историк, пожилой армянин, Ашот Эдуардович, покачивая толстым, как сосиска пальцем, всех предупредил, что без конспектов никто зачет не сдаст, а тем более экзамен.

Я утвердительно кивнул, два дня назад я совершенно случайно познакомился с удивительной старшекурсницей, которая перевернула всё моё представление о второй половине человечества, но об этом позже.

Она то и сообщила, что подрабатывает на кафедре истории и если что надо – заходи.

Андрей закрыл тетрадь, сказав, что избавиться от такой мути – это просто сказка, блаженно развалился на парте, тем более, что Бобер приступил к финальной части своего рассказа, как он на ровном месте споткнулся, и руки его уткнулись в волейбольные мячи.

Саня