Ловушка для донжуана - Линн Грэхем

которым вздымалась пышная грудь, прекрасная, как мираж в пустыне. Девушка с причудливым вкусом в одежде определенно не в его стиле.

— Это Белль. Земля вызывает Данте? — пошутил Стив, когда друг даже не взглянул в его сторону.

Данте с трудом оторвал взгляд от этих невероятных изгибов и классических пропорций овального лица и оглянулся на своего спутника.

— Это Белль, — повторил Стив, весело блеснув карими глазами.

— Почему такая красавица работает официанткой? — потребовал ответа Данте.

— Возможно, она только и ждет, что ты к ней подойдешь, — ухмыльнулся Стив. — Понимаешь, она пытается накопить денег, чтобы вернуться в Великобританию и снова там обосноваться. Ты мог бы протянуть руку помощи и взять ее с собой в Лондон.

— За этим ты и привел меня сюда? С каких это пор я что‑нибудь делаю даром? — спросил Данте, снимая солнцезащитные очки, чтобы лучше рассмотреть это великолепное личико, но при ближайшем рассмотрении обнаружил россыпь веснушек. Он едва не ощутил облегчение оттого, что во всем этом совершенстве был изъян. Интересно, какого цвета у нее глаза?

— Конечно нет. Но мне только что пришло в голову, что вы оба можете быть друг другу полезны. Почему бы не нанять Белль? Она в затруднительном положении. А… и в этой истории есть собака. Ты любишь собак, верно? Что ж, она очень милая девушка, наверное, совсем не в твоем вкусе. Слишком хорошая.

— Я не люблю хороших девушек, — поморщился Данте.

— Именно. Тебе нужна фиктивная невеста, а не любовница, а ей понадобятся деньги. Я предложил ей ссуду, но она не взяла. У нее есть гордость, она честна. Она мне сказала, что не может взять деньги, потому что не знает, как их вернет.

— И она официантка. Конец истории, — язвительно ответил Данте. — Я не встречаюсь с обслуживающим персоналом.

— Ты сноб, а я не в курсе? — удивленно заметил Стив. — Конечно, я знал о голубой крови, семейном палаццо, титуле и всех остальных атрибутах, которые ты якобы презираешь.

— Что бы сделала официантка, если бы она окунулась в мой мир? — с едкой насмешкой спросил Данте.

— То, за что ты ей заплатишь, и это больше, чем ты можешь сказать о большинстве известных нам женщин, — спокойно заметил Стив. — Это простая сделка, но не уверен, что Белль на нее пойдет. Я слышал, девушка вспыльчивая.

Данте ничего не сказал, потому что встретился взглядом с женщиной, подошедшей взять у них заказ. Да, глаза были большие, сверкающие, необычного темно‑синего оттенка, граничащего с сиреневым, что было очень заметно на контрасте с ее покрытой веснушками кожей цвета слоновой кости.

Во время своего перерыва Белль наблюдала за тем, как двое мужчин вышли с автостоянки. Все знали британца Стива, владельца ресторана, дружелюбного и скромного, несмотря на его богатство и успешность в карьере архитектора на работе с рядом международных филиалов. А еще Стив был преданным семьянином с четырьмя милыми детьми и красивой женой‑испанкой, но физически гость отличался от него, как ночь от дня.

Он был очень высок, худощав, хорошо сложен и двигался с грацией человека, который чувствовал себя уверенно в собственном теле. Его густые взлохмаченные черные волосы, спадающие почти до широких плеч, развевались на ветру, подчеркивая твердые скульптурные черты. Даже в джинсах и рубашке с открытым воротом, он был великолепен, словно черная пантера, физически прекрасен дикой, естественной красотой и, вероятно, столь же опасен.

Несколько женщин выглянули из окон бара, чтобы им полюбоваться. Белль вернулась под крышу и приступила к работе, молча слушая, как бармен, заядлый обитатель социальных сетей, студент, опознал в незнакомце Данте Лукарелли. Очевидно, это какой‑то богатый итальянец, магнат в области возобновляемых источников энергии. Она подошла, чтобы принять заказ у Стива и его гостя, и, когда итальянец взглянул на нее из‑под длинных черных ресниц, которым позавидовала бы любая женщина, то встретилась с его яркими темно‑янтарными глазами. На пугающую долю секунды она застыла, как будто внутри ее сработал детонатор, и все тело вспыхнуло, словно объятое пламенем.

Покрасневшая и смущенная, она записала их заказ на напитки и поспешила обратно в бар. Она не должна была на него смотреть, не должна была его замечать, и теперь яростно себя ругала. Он был необычайно красив и знал это. Конечно, знал.

Лицо Белль раскраснелось, и она не могла остановить этот застенчивый румянец, который окрасил ее щеки в цвет перезрелого помидора. В двадцать два года умение краснеть смущало ее не меньше, чем в школьные годы, когда она не раз становилась объектом недобрых шуток. Невысокого роста, рыжеволосая, веснушчатая, а вдобавок еще и одаренная большой грудью, она занимала предпоследнее место в школьном рейтинге популярности.

Данте очень позабавил густой румянец Белль. Когда он в последний раз видел, как краснеет женщина? На память ничего не приходило, но даже в юности он не рискнул бы объяснять румянец стыдливостью или невинностью. Он был более склонен связывать его с сексуальным влечением. Данте привык к женщинам, которые смотрят на него и хотят прыгнуть к нему в постель. В конце концов, с ним такое происходило с тех самых пор, когда ему исполнилось шестнадцать, и он потерял девственность с одной из подруг своей матери в своеобразном знаке протеста против ее внебрачной интрижки. В возрасте двадцати восьми лет он считал само собой разумеющимся, что девяносто девять женщин из ста согласятся провести с ним ночь, если он попросит. И Данте редко даже приходилось спрашивать. Секс ему часто предлагали на тарелочке, и без малейшего поощрения.

Белль принесла напитки, ни разу не взглянув в сторону Данте, и чувство жара в ее теле, к счастью, прошло, позволив ей снова задышать спокойно. Заметить привлекательного мужчину — нормально, успокаивала она себя, и не ее вина, что она зарделась. Просто досадный факт жизни, и ей нужно было к нему привыкнуть, как привыкла к другим прискорбным фактам.

Как и следовало ожидать, ее мысли вернулись к невезению, которое, казалось, сопровождало ее на каждом шагу. Она дочь женщины, которой была не нужна, и отца, который не желал иметь с ней ничего общего и сказал ей об этом без смущения. Ее бабушка, Сэди, сказала, что безразличие — проблема ее родителей, и Белль не должна принимать их равнодушие на свой счет. Дедушка и бабушка ее любили, о них она до сих пор вспоминала с нежностью, но они уже не с ней, и мысли об этой утрате только расстроили Белль, потому что снова напомнили ей, что она одна в мире и некому прийти к ней на помощь,