Бракованная любовь - Ульяна Краш

Вы должны чётко понимать угроза выкидыша почти стопроцентная, но шанс всё же есть. Если вы оградите себя от всех переживаний и стресса. Ну и позитивный настрой тоже многое решает.

А я верю. Верю, что всё будет хорошо. Ведь я заслужила этого малыша. Мы с мужем заслужили. Руслан ещё не знает, ни о беременности, ни о том, что я в больнице. После трёх выкидышей я решила ничего ему не рассказывать.

Встаю с кушетки. Низ живота тянет, как во время ПМС. Вытираю живот пелёнкой. Застёгиваю халат. Руки мелко дрожат и пуговицы не поддаются.

Забываю даже попрощаться, выхожу и иду в свою палату. Даже не представляю как сказать обо всём Руслану. Он сейчас в командировке.

— С тобой всё хорошо? — спрашивает медсестра на посту. — Бледная что-то ты подозрительно. Пошли давление померяю.

— Спасибо большое, всё хорошо.

— Ну-ну. Так, я тебе и поверила.

Хочу ответить, но не могу. Чувствую, что если хоть слово скажу, разревусь, как маленькая.

Медсестра подходит и обнимает меня за талию, прижимает мою голову к своему плечу. Я слышала, что её за глаза девчонки называют мама Клава. А на самом деле её зовут Клавдия Ивановна. Она тянет меня к столу, я сажусь, и молча жду, пока она надевает на мою руку манжету, чтобы измерить давление.

— Зря ты переживаешь. Только хуже малышу делаешь, — продолжает мама Клава. — Плечи расправила, голову подняла и улыбнулась. Всё хорошо будет.

— Никита Сергеевич сказал, что шансов почти нет, — почти шепчу, и на последнем слове горло схватывает спазм.

— Успокойся моя хорошая. Тебе сколько лет?

— Двадцать… пять.

— Ну так это ещё не сорок и не пятьдесят. Если выносишь отлично. А если вылетит, значит, так и надо. Природа распорядилась так. Или что тебе лучше родить хилого и больного и всю жизнь мучиться? Родишь ещё. Я уверена, что родишь. Дай себе отдохнуть. Перестань терзаться и грызть себя. Тебе сейчас нужен покой, а ты плачешь.

Киваю. Я согласна с ней, только вот что делать со своими разбушевавшимися гормонами, из-за которых у меня постоянно глаза на мокром месте.

— Ну вот. Умничка.

— Как отпустить-то, Клавдия Ивановна? Муж наследника хочет. Это ведь не первый раз — четвёртый уже, — говорю ей, а самой так стыдно, будто я во всём виновата. Слёзы текут, остановить их не могу. Ощущение, что жизнь закончилась. Живот болит, подтверждая слова врача.

— Давление немного понижено. Пойдём, я тебя до палаты доведу. А мужу своему скажи, пусть поменьше наезжает на тебя. Посмотрите-ка, наследник ему нужен.

Мама Клава фыркает и ведёт меня в палату. Как только мы входим беременяшки, которые лежат на сохранении, замолкают. За животы свои держатся. От этого ещё больнее. Я тоже так хочу. А я как прокажённая среди них. Они потому и замолкают при виде меня, неудобно же про свою счастливую беременность говорить при той, которая ребёнка вот-вот потеряет.

Не хочу видеть их сочувствующие лица. Ненавижу их за то, что у них есть то о чём я так страстно желаю. Никто из них не понимает, насколько это долгожданное чудо суметь выносить ребёнка.

Хочу лечь на кровать, но мама Клава охает.

— Так, Настюш, подожди. У тебя прокладка есть?

— Есть.

По голосу понимаю, что что-то не так. Смотрю вниз и вижу, как по голым ногам струйками стекает кровь.

Господи! За что?

В голове хаос, перед глазами всё плывёт. Мама Клава придерживает меня, чтобы я не упала.

— Ложись, ложись моя хорошая. Девчата, врача позовите, — командует Клавдия Ивановна.

— Мама Клава мне нужен этот малыш. Очень нужен. Пожалуйста. Спасите.

Смотрю в её голубые глаза, ищу в них намёк на надежду.

— Да что ты заладила. Нужен и нужен. Может, тебя бог оградить хочет от чего-то, а ты сама себе наказание выпрашиваешь.

— Дети — это не наказание.

— Это ты с ребёнком-инвалидом не жила.

Меня экстренно увозят в операционную, и сколько бы я ни молилась, сохранить беременность не удаётся.

Через неделю, когда приезжает Руслан, я решаю во всём ему признаться. Словно мне мало собственных грызущих мыслей, и мне надо наказать себя ещё сильнее.

Воспоминания рвут душу, а слёзы замирают на ресницах. Смахиваю их со злостью. Ну вот за что? Почему? Перебираю в памяти все случаи, когда поступила неправильно. Может, это из-за Влада, одноклассника, которого отшила, потому что считала, что он меня недостоин. Или из-за того, что никогда не хотела ни брата, ни сестру. Маму это сильно обижало, а мне просто не хотелось её делить ни с кем.

Поднимаю голову к небу, из низких туч медленно сыпятся мелкие снежинки. Падают на лицо и тают, холодными каплями смешиваясь со слезами. Хоть сколько можно копаться в прошлом, но принимать решение надо сейчас.

Больно оттого, что люблю мужа, больно от его слов и, как оказалось, предательства. Я знаю, что многие пары, когда не могут завести детей, усыновляют чужих из детдома. А здесь получается ребёнок наполовину чужой, наполовину в нём кровь моего мужа и я должна радоваться этому.

Наверно, должна…

Но у этого ребёнка есть мать. И как Руслан собирается привести его в наш дом? Отберёт у матери или приведёт вместе с ней?

Так хочется, чтобы всё случившееся оказалось просто сном. Но от реальности не спрятаться и принять решение надо сейчас.

Глава 3

— Настя, у тебя точно всё хорошо? — мама будто чувствует, что на душе у меня неспокойно, но я не хочу ей ничего рассказывать. Ей итак хватает своих проблем.

— Всё хорошо, мамуль. Не переживай. Давай я тебе попозже перезвоню. Сейчас не могу. Работа.

Мы прощаемся. Кладу трубку. И просто сижу, глядя в монитор. Нету меня никакой срочной работы, просто сейчас не хочется ни с кем говорить. Я до сих пор не смогла принять решение. Всю ночь проворочалась в постели. Руслан даже ночевать не пришёл. Где он был всю ночь? Неужели к той уехал, у которой ребёнок? Она ему теперь, наверно, роднее, ведь у них есть то, из-за чего люди и сходятся, и любят друг друга и живут годами вместе.

И ведь вроде понимаю, что лучшее решение собрать вещи и уйти. С разводом проблем не будет, я думаю. Детей нет, разведут быстро. Но что-то останавливает меня. Если бы я была увлечённым человеком, можно было бы погрузиться в хобби или в своё любимое дело, забить на всё и на отсутствие детей и семьи, но я до сих пор люблю мужа. Мне жаль рушить