Военные истории - Валентина Никитина

Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Инне еще в медсанбате рассказывали, что после долгих боев за нашу территорию при отступлении немцев зимой 1942 г. на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные… На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи.

Наконец, Инна стала похожа на деревенскую девушку, она сидела за столом и за обе щеки уплетала нехитрую еду, которую собрала ей бабушка.

Устав от пережитых событий и длинной дороги, Инна крепко уснула. Наступило утро. Женщин разбудил громкий стук в окно. Там стояли двое немцев и полицай. Ворвавшись в избу, оттолкнув старушку в сторону и осмотрев избу, они подошли к Инне.

— Ты кто? Откуда? — спросил полицай-

— Племяшка моя внучатая, болеет она … — быстро сообразила старушка

— Собирайся, быстро, если здесь умереть не хочешь –

— Да куда же ее, больная она, только с виду здоровая, — загородила Инну бабушка… И тут же прозвучал выстрел, старушка упала к ногам Инны.

Двое довольно ухмыляющихся гитлеровцев и полицай вывели Инну на улицу. Мысли мелькали в голове Инны «Куда в плен… или на смерть? Вроде, "гансы" выглядят не злыми… Хотя — кто их знает? На войне совершенно обычные люди часто творят такую запредельную мерзость, которой никогда бы не сделали в "другой жизни"…

Вскоре они подошли к стоявшей на другом конце деревни, колоне женщин и детей, окруженных фашистами. Инну втолкнули в толпу, и все двинулись дальше. На станции их, как скот, загрузили в товарные вагоны и привезли в Польшу. В лагере женщин и детей разделили, а потом стали сортировать и женщин, кого куда.

Чтобы заключенные работали усерднее, Генрих Гиммлер, глава СС, приказал открыть бордели в концентрационных лагерях оккупированной Европы.

В лагере был дом терпимости, где находилось много женщин из числа заключенных. Право посещения дома терпимости мужчины-заключенные получали за деньги (2 марки за 15 минут) или в качестве «премии» за усердную работу… Для персонала СС был особый дом терпимости с немками. Разумеется, соблюдались и расовые нормы: немцы должны были ходить только к немецким женщинам, славяне — к славянкам. Русские и евреи в бордель не допускались. По разработанному нормативу — одна женщина на 300–500 мужчин. Один сеанс длился 15 минут, за которым надзиратели наблюдали в глазок.

К началу 1944 года лагерь был переполнен, гигиена и санитария больше не соблюдались. Приходилось пробираться через толпу, чтобы попасть в туалет или к умывальникам. Исключение делали лишь для женщин, которых отправляли «работать» в бордели. Их не постригали, лучше кормили и одевали. Публичные дома открывали на территории мужских концлагерей, чтобы «повысить производительность труда». Чаще всего отбирали немок, полячек и француженок. Сначала женщинам обещали выход из концлагеря спустя полгода работы в борделе. Для многих желание оказаться на свободе было сильнее моральных принципов.

Перед отправкой в публичной дом девушек приводили в надлежащий вид: кололи кальций, чистили зубы и кожу, купали в дезинфицирующих ваннах, откармливали и оставляли загорать под кварцевыми лампами.

Мужчины не лишали себя удовольствия и никогда не отказывались от такого способа поощрения, прекрасно зная, что женщины в борделях — такие же заключенные, как они. Мужчины, которым разрешалось посещение борделя, подвергались унизительному медосмотру. Эсэсовский врач мазал их гениталии специальным кремом. Еще раньше их на весь лагерь выкликали на посещение борделя, куда их конвоировала охрана. Многие "награжденные" были настолько больны и истощены, что физически не могли воспользоваться предоставленной возможностью.

Когда женщины «изнашивались» или получали венерические заболевания, их отправляли обратно в лагерь, где они умирали. Несмотря на все это, положение проститутки в условиях концлагеря многие узницы считали престижным.

Из-за принудительной стерилизации женщины беременели не часто, в большинстве случаев их сразу же отправляли на принудительный аборт. Рожать разрешали лишь немкам. Женщины должны были вернуться к работе через неделю и могли видеть малышей лишь в перерыве. Местные медсестры старались помочь новорожденным, но большинство почти сразу умирали.

После прибытия в лагерь к женщинам подошли эсэсовцы и объявили, что ищут волонтеров для легкой работы. Кто-то спросил, что это за работа.

Эсэсовец, обращаясь к девушкам, стал расписывать прелести работы:

— Это очень легкая работа, зато будет много хлеба. Тебе придется общаться с мужчинами, и тебе сделают маленькую операцию, чтобы ты не забеременела, а через полгода ты выйдешь из лагеря, ты еще молода, и будешь на свободе-

Для многих девушек работа в борделе была шансом на жизнь — или хотя бы на лучшую жизнь. Им издали показали девушку в красивом синем платье с черной тесьмой, с прической, на каблуках и в макияже, которая помахала им рукой, картинно улыбаясь. Некоторые сразу согласились. Условия у работниц борделя резко отличались от остальных, У них было теплое жилье, каждая имела отдельную комнату с приличной мебелью, они получали пищу с эсэсовской кухни и красивое белье, которое поступало со складов, где хранились вещи убитых заключенных. Они получали необходимую врачебную помощь. Контраст между этими женщинами и остальными заключенными — голодными, оборванными, измученными, избитыми, — был разителен.

Для других женщин, куда попала Инна, началась унизительная процедура медицинского осмотра, ледяной душ и получение безликой формы. Страх, стыд, сексуальное насилие со стороны медицинского персонала — все это испытали женщины в первый же день прибытия в лагерь. Инна, красивая и статная, конечно, выделялась на фоне других женщин. Осматривая ее немец, спросил, может ли она шить. Инна на мгновенье задумалась, что ответить. Он повторил вопрос по- польски:

— Шить, шить, платье, пальто… — , на что Инна кивнула головой, еще не зная, правильно сделала или нет. Он отвел ее в сторону и вскоре за ней пришли. Молодая полька и эсэсовец. Они привели ее в пошивочный цех под названием «Верхнее ателье». Здесь моделировали, шили и вышивали платья для эсэсовских жен, создавали прекрасную одежду для тех, кто их даже за людей не считал; для жен тех, кто уничтожал евреев и политических противников нацистского режима. Для них шитье было иллюзорной надеждой на спасение от газовых камер и печей.

Под шум швейных машинок эти женщины составляли планы сопротивления и даже побега. В свете двух окон несколько женщин с белыми платками на головах сидели, склонившись над длинными деревянными столами, обложенными тканью, и шили, стежок за