Бешеная - Александр Бушков

– Ну что ж, – сказала Даша задумчиво, –придется свой вариантец попробовать…

…Даша откровенно блаженствовала. Простиралась на диване,расслабившись, глядя в потолок. На столике под рукой стояла вместительнаячашка, где коньяка было больше, чем чая, или по меньшей мере половина наполовину. В наушниках плеера мелодично струилась музыка Джеймса Ласта, цветнойтелевизор с вырубленным звуком заливал комнату причудливым мельканьемразноколерных теней. Царил полумрак, только слева, в стороне от дивана, настоле лежал круг света и, заслоненная широкой спиной Глеба, едва слышнопостукивала электрическая пишущая машинка. Покой и уют. С Глебом ей, пожалуйчто, повезло – прекрасно понимал, что такое уработаться вусмерть, и потому нелез тупо с нетерпеливыми нежностями, если видел, что Даша совершенно уездилась.И, в свою очередь, без всяких церемоний загонял ее тихонько валяться на диване,с непременным условием не мешать – если подпирала срочная работа, как сегодня.И под одеялом все обстояло гармонично. Вот только в облике мужа Даша егосовершенно не представляла – как и себя в роли чьей бы то ни было жены,впрочем.

На экране браво мельтешили американские копы – отличновооруженные и снабженные техникой, какую у нас лицезрел не всякий генерал;сытые и уверенные в завтрашнем дне ребятишки-сержанты, получавшие опять-такипобольше наших генералов. Все их боялись и уважали и при первой же командетянули лапки кверху, чтобы не получить в случае злостного неподчинения пулю межглаз. Конечно, кино всегда и везде прибрехивает, в реальной жизни все навернякаобстоит не так благостно, но все равно, попробуй ты объясни этим ребятам, чтотакое «очередная задержка зарплаты» или «нехватка бензина для оперативноймашины». Сама во Франции нахлебалась позора досыта, пытаясь растолковатьочевиднейшие для всякого российского мента реалии…

Минул первый день, отведенный на сыск. Успехов было – ноль.Ни одного фактика или мельком оброненного слова, позволившего бы заключить, чтоубитые были знакомы. Ни в одной из ватагинских папочек их фамилий неотыскалось. А разрабатывать всех поголовно, кто в этих папочках числился,совершенно нереально – у щедрости начальства есть свои пределы, и никто необеспечит оперсоставом этакое планов громадье, если нет к тому же вескихоснований. Так что где-то в глубине души начинало, словно зачаток раковойопухоли, понемногу набухать тупое бессилие.

Даша сердито покосилась на столик. Там белел свежий номер«Обозревателя», ежедневного приложения к «Бульварному листку» (морды, впрочем,почти те же). И успели, конечно, разнюхать основные детали. И в своемвсегдашнем стиле тисканули статеечку под разухабистым заголовком: «Чертенокдушит девочек». Борзописец по имени Семен Васильков путем весьма затейливыхпостроений связывал красный цвет шарфиков с алым цветом советских знамен икак-то незаметно приходил к выводу, что всему виной многолетний диктат КПСС, ипотому все честные люди должны на грядущих выборах голосовать за Гайдара.Должно быть, подразумевалось, что из уважения к Гайдару сексуальные маньякиперестанут душить девочек. А Чарли Мэнсон, Сын Сэма, Джек-Потрошитель и Ландрю,[2] если следовать логике этого Сэмэна, были замаскированнымикоммунистами…

А между тем сам Сема прочно прописался в третьей папочкеВатагина, и Даша, прочитав разухабисто-идиотскую статейку, мстительноподрисовала Василькову черным фломастером зимнюю шапку и шрам на щеке – рожа ибез этих художественных изысков была неприятнее некуда. Или так только казалось– вполне возможно, напиши Сема хорошую статью о ментовских трудностях,показался бы светочем обаяния. Хотя именно на нем, владельце синей «восьмерки»,лежало в свое время обвинение в похищении того несчастного спаниеля…

Машинка тихонько клацнула в последний раз и умолкла. Глебвыбрался из-за стола, блаженно потягиваясь и гордо кося глазом на Дашу. Ждалпохвалы, мужики – они как дети…

– Ну, ты у меня молодец, – сказала Даша, искусно иоткровенно подлизываясь, ибо предстояло кое о чем попросить. – И какуюзагадку истории на сей раз расколол?

– Выяснял, мог ли Ричард Львиное Сердце оказатьсярусским по отцу. Мог теоретически.

– Аб-балдеть, – сказала Даша, как следует глотнувразбавленного чаем коньячка. – Ричард этот вроде бы водил знакомство сАйвенго и Робин Гудом? А больше я о нем и не помню ничегошеньки… Или нет,что-то еще насчет крестовых походов, а?

– Ага. Двенадцатый век.

– А русские-то при чем? Слава богу, «Голос демократии»закрылся – они бы из тебя, любовь моя, после таких открытий в моментпатентованного черносотенца и шовиниста сделали…

– Самое смешное, что есть теоретическая вероятность.

– Излагай, – она сделала широкий, чуточку хмельнойжест.

– Что, серьезно?

– Ну, ты же моей работой, как верному любовнику иположено, вежливо интересуешься… Должна же я отвечать взаимностью? Так приятнопослушать про чужие успешные расследования, когда свои не идут…

Она не столь уж и лицедействовала – просто приятно было быповаляться еще с полчасика, слушая побасенки о загадках, ничего общего неимевших с мучившими ее самое и близко не лежавших…

– Ну, вот… Мамашей Ричарда была Алиенора Аквитанская…

– Аквитания – это где?

– А это было такое герцогство. Потом вошло в составФранции, но успело досыта покрасоваться суверенитетом.

– Папаня? Официальный, я имею в виду. Ты же, как японяла, крутишь версию, что был и побочный?

– Был, куда ему деться… – Глеб тоже уютнопримостился на диване и набулькал себе коньячку, не паскудя его чаем. –Официальный папаша – Генрих Плантагенет, граф Анжу и Турени, еще один суверенпод боком у Франции.

– Подожди, но Ричард-то был королем Англии, это даже япомню…

– Да видишь ли, у последнего английского королянаследников не было, и потому наследником он назначил Генриха. По старойдружбе. Как варяга на царство. Наша сладкая парочка переехала в Лондон и сталаправить, как любой бы на их месте. Королевство – это тебе не герцогство…

– И где тут криминал с побочным отцом?

– Не спеши. Будет. Тут придется вернуться назад и датьподробную информацию о мадам Алиеноре. В пятнадцать лет вышла замуж за французскогокороля Людовика Седьмого. И, что летописцами предательски зафиксировано, менялалюбовников, как перчатки. Один монах так и записал: «Невоздержанность этойженщины была общеизвестна. Она вела себя не как королева, а как проститутка».Что подтверждается десятком его коллег. Людовик, бедняга, терпел одиннадцатьлет. Потом выбил разрешение на развод, хоть это тогда было и нелегко. Тут-то ивынырнул Генрих, еще в ту пору граф, и разведенная красоточка, будучи лет нашесть постарше, юнца легко окрутила. Благо они и до этого вроде бы крутилилюбовь.