(не) зажигай меня - Марианна Красовская

Тетка Святослава — женщина пышных статей и неиссякаемого жизнелюбия — встретила нас приветливо и тут же повела показывать свои владения. И то сказать, ей было чем хвастать. Терем на берегу лесного озера был хорош. Резные наличники, большие окна, светлые горницы в три этажа. И конечно, подземный этаж, куда же без него? Только там не жили, не спали — лишь еду хранили.

Пожалуй, Святослава собой хороша, не по галлийским меркам, конечно. В Галлии в моде худые темноглазые барышни непременно с кудрявыми волосами. Тетка — полная противоположность. Волосы у нее светлые, коса едва ли не толще моей, глаза серые, щеки с ямочками. Она мне кажется похожей на наседку: такая же круглая, невысокая и постоянно кудахчет. И муж, и дети похожи на нее: все щекастые, упитанные и светловолосые.

Лишь одна Людмилка выбивается из семейной породы: кажется, она на деда похожа больше, нежели ее мать. Я вспоминала маленькую вертлявую девчонку, а увидела рослую барышню в портках. Я даже рот приоткрыла от изумления: девушка, да не в платье, а в мужском наряде! Вела себя она совершенно как парень: смело, резко. На стуле сидела нога на ногу, покачиваясь; разве что не курила и на пол не плевала! Я сначала и не знала, как себя с ней вести: сидела, опустив глаза и сложив руки. За столом Людмила тоже не терялась: ела за троих, громко шутила, смеялась, запрокидывая голову и показывая ровные белые зубы.

Украдкой скосила глаза на Герхарда: как ему это понравится? Таких женщин в Галлии просто быть не может! Однако судя по взгляду медведя, то и дело падавшему на немаленькую Людмилкину грудь в вырезе белоснежной мужской рубахи, он нисколько не осудил бы ее за манеры. А ведь и тетка Сарина, мать галлийца, была женщиной крупной. А не сложится ли у них?.. Вот было бы здорово!

Тем более, что, спустя пару дней, я поняла, что бравада старшей дочки Волчеков напускная. Она пытается быть похожей на парня, чтобы заслужить одобрение отца, которому и дела-то до дочек нет. Вот и бьется Людмилка как рыба об лед: и с саблей дерется не хуже мужика (с ее размерами и силищей неудивительно), и бегает быстро, и наездник она отличный. При этом грамотная — на трех языках читает и пишет, шить-вышивать умеет: словом, увидела я в ней вторую Милославу Оберлинг. И оттого жалко ее стало неимоверно — пропадет ведь девка.

В первый же день Людмилка подралась с Герхардом — высмеивала медведя до тех пор, пока он не вышел из себя, а это надо суметь. Он ведь терпеливый. Разумеется, против медведя ей не выстоять — отлупил он ее знатно. Коли вздумала мужские портки носить, то уж будь готова, что щадить тебя не будут. С того дня отношения между ними сложились странные: то они друг друга по широкой дуге обходили, то лаялись бранными словами. Князь Митрий только посмеивался, да велел приданое готовить. Ну тут не надо большого ума, чтобы понять, чем всё закончится. Увезет Герхард Людмилку в горы, как есть увезёт.

Я такой подруге только рада буду, и маме всё повеселее. Она ж одна там в горах своего статуса. Порой и поговорить не с кем. Да и терзала меня мысль в Славии насовсем остаться, уж больно мне здесь по душе. Пошлю вот Людмилу вместо себя.

А что: женихов мне уже предложили великое множество: выбирай — не хочу. С Эстебаном у меня всё равно единственное будущее — фавориткой стать. И то это только в Галлии красиво называлось. А здесь, в Славии говорили просто: полюбовница. И это еще самое приличное слово. А тут, авось, и выберу кого.

Да хоть бы и оборотня местного: они, как пронюхали, что я обращаться могу, так воодушевились! Еще бы — женщина, чужеземка, да еще и волк. Любая семья мне рада будет! Тем более, что с такой невестой, как я, можно и свой клан основать, князем стать. А жены князей, судя по тетке, живут сладко: дел они никаких не решают, а уважением и почетом пользуются. Да и прислуга у них на всё есть. Как сыр в масле Святослава катается, вон какие бока крутые накатала себе!

Хорошо еще князь настрого приказал, чтобы мне не докучали. В самом князе Волчеке какого-то особого ума я не заметила, хотя мужчина он твердый. Слушаются его здесь беспрекословно. И собой хорош — такой орлиный профиль хоть на монетах печатай. У Святославы Митриевны[1] губа не дура. Кстати, тетка мне в первый же день сказала:

— Уж не знаю, что обо мне сестрица мыслит, думаю, что обиду таит. Она, Милослава, памятливая. Да только я ни минуты не пожалела о том, что сделала. Один Митрий мне был мил, никто другой и сейчас не нужен. Ты ее увидишь… передай уж, чтобы простила. Может, смилостивится богиня и даст мне сына на старость лет. Матушке дала же…

— Когда я теперь увижу-то, — пробормотала я, смущенная.

— Жизнь сложная. Может, и увидишь раньше, чем думаешь.

[1] В Славии отчество женщины дается по отцу ее семьи, и оттого меняется, когда она переходит в род мужа. До брака была Святослава Мстиславовна, а стала Святослава Митриевна

Полнолуние я встретила в лесной вотчине Волчеков, и, клянусь, это было лучшее полнолуние в моей жизни. Волчица я хилая. Оборачиваюсь в одну ночь только, большего мне не дано. И то поразительно: в матери-то крови звериной всего четвертинка. Я должна была быть ни то ни сё: и не человек, и не оборотень. Крови почти до краешка, но переливаться не должно. А у меня переливалось.

Обычные оборотни, как мой отец, к примеру, перекидываются, когда захотят. Я так не могу. Только в полнолуние с отцом и бегала, да и то — где там бегать-то, в горах? И леса там почитай, что нет, только немного деревьев на краю обрыва. В дальние заросли мне соваться запретили категорически — там и чужаки бывают, и дикие звери. И всей радости у меня было — вокруг замка круги наворачивать, будто я не оборотень, а лошадь на манеже.

Оборотню в полнолуние надо бегать. В зверином виде инстинкт продолжения рода не такой сильный. Конечно, у семейных выбор есть, дома со своей парой остаться или в лес выйти. Молодоженов в такие дни калачом не вытянешь. В клане лесных волков на «гон» вышли почти все. И женщин было всего трое, я четвертая.

— Кто тронет хоть краем лапы Викторию — я с того шкуру спущу и на заборе повешу, — предупредил Волчек. — Даже не приближаться! Всё, пошли!

И мы пошли, о, как мы пошли! Какая это была ночь! Кажется, я даже зайца загрызла. В терем Волчека вернулась под утро, на дрожащих от слабости лапах и, прямо в волчьем обличье, грохнулась в постель, изрядно напугав Людмилку, с которой делила спальню.

А на следующий день не смогла подняться: болело всё тело. И еще голос сорвала, пока на луну выла. Словом, жизнь в тереме Волчеков протекала весело и насыщенно.

Оборотни — не кнесы. Они ребята веселые. Они не пашут и не сеют, они профессиональные воины, охотники, портные, сапожники и прочие ремесленники. Да и где им в лесу сельским хозяйством заниматься? Они и выпить не дураки, и движение им нужно как воздух. Оттого у них каждый вечер игры всякие: то лапта, то хороводы, то горелки. Кони в княжеской конюшне резвые, поля да дороги кнеса Градского — к услугам внучек. Уж мы и скачки устраивали, и в ближайшие города-деревни ездили — какая благодать быть молодым и здоровым!