Игрушки 2 - Артём Олегович Рыбаков

и глушит его своим немаленьким кулаком.

Всё, дело сделано!

Я вышел на крыльцо:

— Парни, хорош прятаться! Давайте сюда! Да, и Семёна Акимовича позовите!

Окинув взглядом окрестности, я собрался вернуться в дом, но тут открылась дверь и выглянувший Фермер спросил:

— Тох, а почему ты их всего лишь вырубил, а не уделал вчистую?

От неожиданности вопроса я даже растерялся.

— Ну, зато форма кровью не испачкалась… — брякнул я первую пришедшую в голову отмазку.

— Угу, а в следующий раз что, поцелуями взасос их душить будешь? Давай, «чистодел», заходи.

В доме всё было вполне пристойно: трое пленных аккуратно лежали в одном углу, а убитые — в другом.

— Давай, раздевай их по-быстрому, — приказал мне Фермер.

— Зачем? — удивился я.

— Точно! Это же у «т в о и х» шкурка непопорчена… Их и раздевай!

Пока я, матерясь про себя, ворочал немаленьких фрицев, стаскивая с них форму, в дом пришёл староста.

— Ну что, поручик, вот и транспорт теперь есть, — поприветствовал его наш командир, — к утру грузчики… в штатском подтянутся, тогда и поедем за хлебом.

Соломин шутку, по вполне понятным причинам, не понял, но успех нашей маленькой операции оценил, и даже решил нас подбодрить:

— А, товарищ командир, может, ребятам того… за успех?

— Ни-ни, мы — на работе не пьём! — ухмыляясь, ответил ему Фермер. — Вот все дела сделаем, тогда — конечно…

Акимыч понимающе кивнул:

— Да я так… А, может быть, поесть?

— Семён Акимович, помилосердствуйте, — а я и не знал, что командир так выражаться может! — давайте вначале дело доделаем!

— Ну, дело, так дело…

***

В шестом часу утра прибыли остальные наши бойцы. По замыслу командира мы должны были приехать к амбару всемером, припахать полицаев на погрузку, и, нагрузив свежезахваченные грузовики зерном, отбыть в направлении машинно-тракторной станции, где и спрятать похищенное в укромном месте.

Пленных, как и трупы, на «круппе» увёз Бродяга, сказав, что он придумал интересную комбинацию, а участвовавшие в «ночном разбое» расселись в грузовики и пригнанный Казачиной «опель»-кабриолет.

Соломин поехал с нами. Во-первых, полицаи его знали, да и по протоколу передача подотчётного имущества должна была проходить по всем правилам. Так что Акимыч уселся на переднем сиденье кабриолета рядом с Тотеном, а Фермер так и изображал важную персону, вольготно разместившись в одиночку сзади.

По взмаху руки командира наша маленькая колонна тронулась в путь.

Ехать было всего ничего, и уже через четверть часа мы добрались до места. Мы уже подъехали к воротам зернохранилища, когда из какой-то будки нарисовался заспанный субъект, обряженный в потёртый серый пиджак, коричневые шерстяные брюки и давно нечищеные сапоги. Судя по лицу, его вчерашний отход ко сну не обошелся без четвертинки первача, а то и без поллитры. Однако на плече его висел короткий мосинский карабин, а ремень оттягивали магазинные подсумки.

Судорожно потирая лицо, охранник силился понять, что это за столпотворение с утра пораньше.

Ясность внёс Акимыч, споро выскочивший из машины:

— Васька, ирод! Опять вчера нажрались?! Что ж вы меня перед большими людьми позорите? Урою! — и повернувшись к Фермеру, продолжил, — Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! Мигом в чувство их приведу!

Тотен старательно залопотал по-немецки, изображая из себя переводчика.

— Gut! Sehr gut! — старательно произнёс Шура.

— Карашо! Но надо быстро! — вольно перевёл Тотен.

— Где Антип? Дрыхнет? — продолжил «прессовать» полицая староста.

Тот, мающийся похмельем, явно был ошарашен всей этой кутерьмой. Мы, уже вылезшие из машин, откровенно потешались над недотёпой.

— А грузить зерно кто будет? Или, может мне господина майора попросить? Дескать, извиняйте, господин майор, сторожа в зюзю нажратые, так что, пожалте, сами мешки таскать?!

Васька что-то блеял сокрушённое, но разобрать детали из-за дружного гогота ребят было сложно. Акимыч дал сторожу подзатыльник и приказал отпереть ворота.

На шум из-за амбара показался второй сторож. Судя по его виду, он только что проснулся, причём спал он в более комфортных условиях, поскольку был весь облеплен соломой. «В ригу залез, что ли?» — подумал я.

Однако ситуацию он просёк весьма быстро, и, даже, попытался продемонстрировать выправку, валко промаршировав в направлении высокого начальства. Люк с Тотеном снова зашлись от хохота. И даже командир слегка улыбнулся, до того потешно выглядели потуги Антипа. С грацией пьяного и давно сломанного робота-андроида он поприветствовал Фермера, вскинув руку к козырьку плисового картуза, после чего скосился на старосту:

— Семён Акимович, позволь доложить? — и, получив разрешение в виде кивка, продолжил: — А чего нам надрываться-то? Вона, палонныя погрузят.

— Какие такие пленные? — судя по выражению лица, Акимыч слышал об этом в первый раз.

— Так вчера мудровские троих комиссарских злавилы. В Старое вяли, да у нас пакинули. Усё роуна, да нас господа немцы должнцы прыехаць.

Староста повернулся к Фермеру, и, увидев, что тот кивнул, ответил:

— Ну, давай вяди своих пленных.

***

Минут через десять Антип действительно привёл троих красноармейцев — седого мужика лет сорока и двух парней лет двадцати пяти с измождёнными, осунувшимися лицами.

…Пока один полицай возился со здоровенным, действительно «амбарным» замком, а другой — ходил за подневольными грузчиками, мы успели провести экспресс-совещание.

Я сразу спросил Сашу, действительно ли он собирается «припахать» пленных, на что получил ответ, что, дескать, если совсем доходяги, то припряжёт полицаев. А так — легенда, мать её, обязывает…

Внимательно оглядев пленников, Фермер наклонился к Тотену, и что-то прошептал ему на ухо.

— Господин майор говорит, что вас хорошо покормят, но вы должны хорошо работайт! А вы, — и Тотен уставился на полицаев, — за свою провинность будете им помогайть! Это есть приказ!

Три доходяги и два похмельных хмыря — это, доложу вам, не лучшая бригада для погрузки пяти тонн зерна. Поэтому нам тоже пришлось впрячься. Причём основная нагрузка легла на меня и Люка, так как Тотен, щеголявший фельдфебельскими погонами, изображал из себя большого начальника, а наши «окруженцы» были сосланы в охранение. А то, не ровён час, уронив на ногу мешок, скажут «твою мать!» вместо «Scheiße!», и вся конспирация к чёрту полетит.

Фермер с Трошиным обеспечивали дальнее охранение.

В общем, проваландались мы почти до обеда, к концу пленные еле ноги волочили, так что даже не обрадовались обильному обеду, привезённому нам старостой. Глядя на то, как измождённые бойцы с трудом шевелят руками, макая белый хлеб в молоко, Акимыч только головой покачал и обратился ко мне:

— Герр унтер, а разгружать вы их тоже заставите?

Идея показалась мне здравой, ведь так появлялась возможность практически легально умыкнуть наших из рук настоящих немцев. Я изобразил на лице