Дикарь и лебедь - Элла Филдс

они слагают легенды о единственном перевертыше среди золотых фейри. Уверен, некоторые здесь в курсе, что вить золото способна лишь та, что обращается в черную лебедь.

– Те легенды вряд ли вызывают у кого-то благоговение, – огрызнулась я, однако шепотом. – Разве что у нашего народа, но я, честно говоря, не понимаю почему.

– А-а. – Король волков улыбнулся, бросив взгляд на наши сцепленные руки. – Ты до сих пор не в курсе.

– Что это нечто вроде дурного знака? – пробормотала я. – Это я и так поняла.

Король хмуро взглянул на меня исподлобья.

– Как раз наоборот. – Он тяжело вздохнул, словно смутился, занервничал и, отбросив брюки в сторону, подхватил с пола пышное платье. То вспорхнуло и легло нам на колени, едва заметно всколыхнув воздух. – Звезды воистину наделили нас невероятной… Что за херня?

Шокированная этой внезапной вспышкой ярости, злобным рыком, от которого так резко огрубел его голос, исказились черты, свирепо сморщился нос, я застыла, а он навис надо мной, опрокинул меня на подушки. И принюхался – его теплое дыхание, от которого в животе стало щекотно и жарко, коснулось моей шеи, подбородка и, наконец, губ.

– Жабеныш тебя поцеловал.

Волна воздуха от поднятого им платья выдала нас с принцем. С момента поцелуя прошло уже достаточно времени, я не раз успела умыться, и потому не думала, что Дейд сможет учуять на мне запах Брона, – да и мне, если уж честно, было на это наплевать.

Идиотка. Я треклятая идиотка, которая забыла, кто именно прокрался в мою клетку.

Большинство фейри, что жили в наших землях, в подметки ему не годились. Он был зверем с волчьим нюхом и в силе обоняния превосходил даже тех из нас, кто обладал крайне чувствительным носом.

Рядом с моим ухом раздался тихий рык, и я почувствовала, что он дрожит – его просто трясло от нескрываемой злости.

В такой момент его лучше не провоцировать.

– Прекрати, – сказала я примирительным тоном, надеясь, что голос не сорвется. – Прошу тебя, все в порядке.

Но он не сдвинулся с места, только грязно выругался и провел носом по моей щеке.

– Ты подпустила его к себе.

Это был не вопрос, поэтому и отвечать я не стала. Просто, зажмурившись, ждала, пока он слезет с меня. Прошла минута, может, две, а он сопел, уткнувшись носом мне в подбородок и упершись руками в кровать рядом с моей головой. Сопел негромко, но угрожающе.

Дейд еле сдерживался. Уж не знаю, от чего именно. Но после стольких моих поддевок о том, что он меня убьет…

Нет. Только не так.

– Дейд. – Я вложила в его имя весь до последней капли страх, охвативший меня.

Видимо, это сработало. Он встал, посмотрел на меня сверху вниз бездонными, как океан, глазами, снова выругался. Дрожащими руками провел по волосам, отошел к дальнему концу кровати, почесал щетину.

Еще одна тягостная минута. Я боялась поднять на него взгляд.

Не зная, что еще сделать, я, не сводя глаз с одежды, потянулась за очередной вещью и взяла его за горячую, неподатливую руку. Его ярость так и не утихла. Более того, повисла между нами, словно грозовая туча, и мне стало не по себе. Я не отваживалась посмотреть на него, только с опаской ждала, не грянет ли буря.

– Почему? – наконец процедил король волков сквозь зубы, словно ему было ненавистно даже спрашивать об этом.

– Не тебе одному забавляться.

– В каком это смысле? – рявкнул он.

– Ты прекрасно понимаешь, в каком смысле, – тихо ответила я, по-прежнему не решаясь заглянуть в те злые синие глаза.

Смотрела лишь на желваки, ходившие у него на лице. Он размял шею и буркнул:

– Дура.

– Что, прости?

– Что слышала.

Нас окутала звенящая тишина, и на несколько волнительных минут мы оба сосредоточились на одежде. Золотая строчка вилась из-под наших рук, сверкая ярче звезд. Хватка у него была крепкая, пальцы подрагивали, он все сильнее стискивал мою ладонь.

Все это невыносимо раздражало – я не могла сидеть спокойно, терпеть безмолвие, гнев, возмущение. Он убил моего отца и множество моих земляков, уничтожил десятки городов и сотни домов, но я была не способна ни держать рот на замке, ни заставить его уйти. Я презирала саму себя, и еще больше меня бесило, что его присутствие рядом только обостряло это презрение.

– Это не твое дело.

Как же зря это было сказано. По множеству причин. В первую очередь потому, что от слов он перешел к действию. Зарычав так, что у меня сердце заколотилось, Дейд опустился на колени. Одежда смялась под его весом, он заключил мое лицо в ладони.

– Не мое дело?

Он, не мигая, смотрел на меня.

– Дейд… – снова рискнула я и накрыла его ладони своими. Его лицо приблизилось, ноздри раздулись, а затем…

Он меня поцеловал.

Настойчиво, ревниво, стирая чужой поцелуй, – его губы молили и требовали. Но я оторвала его руки от себя и толкнула в грудь:

– Да как ты смеешь?

Я почувствовала его учащенное дыхание на своем лице.

– Забавляйся сколько хочешь, солнышко. – В лице его не было ни капли дружелюбия, одно лишь ледяное равнодушие. – Но не позволяй ему больше так делать.

А затем он ушел. Но строчки на большей части вещей уже мерцали золотом.

11

Злость и стыд, словно змеи, переплелись и сдавили мне сердце. Полночи я провела без сна и к утру решила, что нужно прогуляться.

Явилась прислужница королевы и, недовольно скривившись, собрала незаконченные вещи с кровати и пола.

– Мне нехорошо, – глухо буркнула я. Она кивнула и отправилась известить об этом Сабрину.

Я не сомневалась, что завтра вечером ее величество нанесет мне визит, если я к тому времени не закончу работу, но паники при этом не испытывала. Равно как и тревоги. Все мои мысли занимали только запах кровавого властителя, его жестокий поцелуй и бесконечное презрение к самой себе.

Дорожка завела меня в отдаленную часть сада и заложила поворот. Я замедлила шаг – до меня донеслось чье-то хихиканье. Я прошла чуть дальше и различила впереди цветные пятна: розовое, зеленое, голубое – и высокие прически из каштановых и черных кудрей.

Принцессы.

Заключенная в своей позолоченной клетке, я ни разу их и не видела, но до меня долетали слухи об их красоте, безжалостной язвительности, с которой они поддевали придворных, и молодости.

Близняшкам Миле и Клаудии исполнилось восемнадцать, а их старшая сестра Розабель была всего на десять месяцев младше двадцатитрехлетнего Брона. Поговаривали, что Розабель с ее смуглой кожей и черными волосами зачали на стороне, а кое-кто считал, что она и вовсе была подкидышем, найденным на пороге замка.

У меня никаких мыслей на этот счет не было, поскольку человечьи интриги и сплетни не вызывали у меня особенного интереса.

Я шла по дорожке, а они хихикали, сидя в беседке под виноградной лозой. Я чувствовала, что они следят за каждым моим шагом. Возможно, принцессы не догадывались, что я их слышу, или, может, знали, что слух у меня острее человечьего, но им было все равно.

– Брон, похоже, ею очарован, – сказала одна.

– Элдрид это не понравится, – прыснула другая, едва сдерживая смех.

– Скажу вам так: у этого идиота больше шансов жениться на принцессе фейри, чем на одной из своих тупоголовых любовниц, – тихо, но уверенно произнесла третья.

– Розабель, – ахнула первая девица, – она ведь чертова фейри. Не говори глупостей.

Розабель на это ничего не ответила, но вторая близняшка прошептала:

– Она, может, и хорошенькая, но уши у нее странные, как и манера держаться – будто она стоит в замерзающем озере.

– Такая неподвижная, – пробормотала ее сестрица. – Жуть берет.

Я проколола палец шипом – захотела взглянуть на цвет своей крови. Выступила темно-багровая капля, и, не поворачиваясь к принцессам, я слизнула ее. Это была ошибка – разум немедленно затопили жгучие, отнюдь не приятные воспоминания о роковых и горьких моментах.

– …и сам сказал, что жениться на ней не собирается, – тем временем развивала свою мысль одна из принцесс. – Вроде как она слишком строптивая.

Розабель фыркнула:

– Ожидаемо.

Они принялись обсуждать злоключения какого-то дворянина и ушли в замок, оставив зонтики от солнца на парапете, а белые чайные чашки – на облупленном железном столе.

Я проводила их взглядом и пошла дальше, раздумывая об услышанном. Я ждала, когда накатит гнев. Когда внутри все сожмется при мысли о том, что меня