Тотальная война - Олег Маркеев

Хиршбург кивнул.

«Ты взял паузу, чтобы спрятать боль, мой мальчик, — подумал он. — Не ту, что иногда бередит рану, а ту, что еще долго будет терзать душу. Уж я-то знаю. Раны тела затягиваются быстро, но раны души, что получил при сокрушительном поражении, не заживают никогда. Ты умеешь держать удар, что само по себе уже много значит. И ты наделен завидным качеством превращать поражение в преимущество. И не окажись в тебе этого, я бы не сидел сейчас здесь».

Он смотрел на Винера глазами старого солдата тайной войны. Любой ветеран знает, что с каждым днем все ближе час, когда возраст даст о себе знать, мышцы и нервы уже не те, и любой из ближайших боев может стать последним. И поэтому внимательно приглядывается к новобранцам, пытаясь угадать в молодых волчатах, у которых на губах еще не засохла кровь первой охоты, того, единственного, кто вместо тебя пойдет по трупам дальше, к победе, до которой ты не дожил.

Он обратил внимание, что у Винера появилась тонкая морщинка. Первый раз он увидел ее там, на борту «Мебиуса», в каюте, пропахшей лекарствами и антисептиком. Сейчас на загорелой коже она выделялась особенно четко, словно след пореза острой бритвой. Это был еще один след от ранения. Но если шрам на груди теперь навсегда будет напоминать Винеру о непростительной поспешности, то складочка, чиркнувшая по коже от носа к губе, навеки останется знаком мудрости, обретенной в миг смертельной опасности.

Слуга принес бутылку вина, и Хиршбург уже знал, какой будет вкус у вина. Вернее, очень хотел не ошибиться ни в вине, ни в Винере.

Подставил бокал под струю темно-красной влаги. Пригубил, закрыв глаза. Рот сразу же наполнился полынной горечью. Потом теплая волна упала вниз, и к нёбу поднялся аромат истомленного солнцем цветка. Пурпурно-красного, источающего аромат, тягучий и печальный, как последний аккорд симфонии Малера.

— Что скажете? — поинтересовался Винер, грея бокал в пальцах.

— Вкус мудрости, — ответил Хиршбург, посмаковав оставшийся во рту аромат.

— Прекрасно сказано. — Винер полюбовался на игру света в бокале и сделал маленький глоток. — Этот кагор делают монахи-цестерианцы. Это особенное вино. Горечь появляется лишь на десятом году, а до этого оно нежное и пахнет земляникой. Как девочка на первом причастии. А таким, мудрым, как вы выразились, монахи причащают своих стариков, готовящихся предстать пред очами Создателя. — Винер тягучим глотком допил остатки вина. Подставил бокал под новую порцию, после чего жестом приказал слуге удалиться. — Вернемся к делам, если вы не против, — сказал он уже другим тоном.

Хиршбург выпрямил спину, поправил на коленях папку.

— Мы установили боевика, герр Винер. Его зовут Максим Владимирович Максимов. В прошлом — кадровый военный. Уволен из армии в девяносто первом году в звании капитана. Тем не менее в объединенной картотеке НАТО данные на него есть.

— Вот как! — Винер явно заинтересовался. Он знал, что разведслужбы НАТО сливают в общий архив установочные данные на старших офицеров армии «вероятного противника», младшие офицеры удостаиваются такой чести лишь в том случае, если представляют особый интерес для разведывательного сообщества.

Хиршбург нацепил на нос очки, поднес листок ближе к глазам. Наступил момент, когда следует показать, что он старательно точен в деталях.

— Впервые в поле зрения контрразведки Максимов попал в восемьдесят девятом в Эфиопии. Входил в группу военных советников, руководивших контрпартизанскими операциями против сил провинции Эритрея. При выводе из страны группа оказалась в районе спецоперации, проводимой американцами. Операцию они сорвали. За что американцы организовали на них охоту. Русские оставили ЦРУ с носом. Этот Максимов одиночным рейдом прошел всю страну и вынырнул в Найроби с каким-то особо ценным грузом. Подробности, к сожалению, выяснить не удалось. О провалах никто распространяться не любит.

— И этого достаточно. — Губы Винера тронула саркастическая улыбка.

— Второй раз он насолил англичанам, — продолжил Хиршбург, подстраиваясь под настроение шефа, тому явно нравилось слышать о неудачах других. — В девяносто четвертом Максимов работал в контакте с балканским разведцентром ГРУ. Ликвидировал ливийского резидента, работавшего на МИ-6. Джеймсы бонды организовали на него охоту, но Максимов перепрыгнул через флажки и исчез. С тех пор достоверных данных о его участии в спецоперациях нет.

— Если не считать его работу против нас в Кенигсберге, — вставил Винер, по-старому назвав Калининград ради Хиршбурга, не выносившего нового названия города.

— Думаю, его появление было не случайным. Есть данные, что Максимов уволен из армии с должности офицера 3-го отдела 2-го управления штаба Прибалтийского округа. — Хиршбург заглянул в записи и пояснил: — Это глубинная разведка в тылах «вероятного противника». Сочетание агентурно-оперативной работы с диверсионно-разведывательной деятельностью. Так что район и местная специфика ему были отлично знакомы.

Винер покосился на Хиршбурга и спросил:

— Скажите, в России действительно сейчас так легко работать?

— Непривычно легко, — помедлив, ответил Хиршбург. — Секретов нет, потому что они стали товаром. Можно купить практически любую информацию. Заплатив, можно получить нужную резолюцию на нужном документе. Либо блокировать прохождение уже принятого решения. Уровень коррупции такой, что даже не снился каудильо Франко.

— Тем не менее мы сидим здесь и зализываем раны, — обронил Винер, отвернувшись к лужайке.

Хиршбург насупился. В нерешительности дважды пробежал глазами короткое сообщение.

— Вынужден доложить, герр Винер. — Хиршбург дождался, когда молодой шеф повернет к нему лицо. — Наш агент в Кенигсберге ликвидирован. Полковника Елисеева нашли с прострелянной головой в котловане строящейся дачи. Дело по самоубийству военная прокуратура закрыла два дня назад.

— Зачем же так грубо работать? — поморщился Винер. — Могли же просто сделать так, чтобы он исчез.

— Типичный почерк ГРУ, они своих изменников не прощают. А показательная казнь служит уроком потенциальным предателям и предупреждением противнику. В военной разведке русских всегда так: предпочитают действовать демонстративно жестко и решительно. В чем их нельзя упрекнуть, так это в сентиментальности.

— Придется ответить им в той же манере. Демонстративно жестоко. — Винер посмаковал фразу, как до этого смаковал вино. Вкус ее ему явно понравился.

Хиршбург протянул Винеру два снимка.

— Вот он — Максимов. Снимали в Москве. Адрес и прочее уже установлены.

Винер сосредоточенно принялся разглядывать лицо человека на фотографии, а Хиршбург перевернул лист в папке и стал читать вслух:

— Прекрасная моторика и координация движений, гимнастические данные выше средних. Физических отклонений и выраженной патологии нет. Высокое интеллектуальное развитие. Работа обоих полушарий мозга сбалансирована, то есть в равной степени развиты образное мышление и аналитические способности. Повышена сенситивность и интуиция. Биоэнергетический потенциал выше нормы. Имеет опыт побед, воспоминание о которых использует в критической обстановке. Если судить по чертам лица, целеустремлен, волевой, контактен. При этом внутренне отчужден от окружающих. Способен одаривать любовью и дружбой только избранных им людей. Остальные для него — либо мишени, либо объекты разработки. Наделен особенной чертой — интеллигентной жестокостью. Иными словами, жесток без всякой психопатологии. Органично жесток, как жесток волк. При этом не является асоциальным типом. То есть не врожденный уголовник. Он считается с законами общества, вернее — использует их в своих интересах. — Хиршбург дочитал до конца и опустил листок. — От себя добавлю: место службы и должность говорят о хорошем владении приемами рукопашного боя и стрелковым оружием. Безусловно, обучен оперативной и агентурной работе. Имеет боевой опыт. Короче, идеальный боевик для особо опасных заданий. Скорее всего, действует самостоятельно, а не в составе группы.