Право первой ночи - Елена Звездная

— Девушка, — подчеркнуто издевательски обратился старший лорд Хеймсворд ко мне, — знайте, любая ложь в данный момент будет причислена к преступлению и вашей семье придется понести за нее ответственность. Итак, вопрос — вы давали согласие на брак?

В коридоре разом звякнули оружием представители закона.

Миссис Этвуд коварно улыбнулась. Я смотрела на экономку, и отчетливо понимала, кто все это продумал, затеял и воплотил. И кто вызвал отца Рэймонда, я понимала тоже.

Но, но…но…

— Нет, — была я вынуждена прошептать чистую правду.

И лорд из Алландии с насмешкой посмотрел на сына, поистине наслаждаясь тем, что уничтожает его сейчас, открыто, демонстративно, прилюдно… он не мне мстил, он мстил ему.

— Продолжим, — лорд Хеймсворд-старший прошел в мою спальню, высокомерно, небрежно опираясь на трость, и собираясь растоптать и меня, и собственного ребенка с превеликим удовольствием. — Мисс… — насмешливый взгляд на сына и издевательская поправочка: — «Леди Аританна», известно ли вам, что став женой моего наследника, вы будете обязаны, как и все женщины Алландии полностью отказаться от чтения книг. У нас в высшем обществе не приветствуются образованные женщины, так что, прояви вы недостойное упрямство, играя вполне справедливым и объяснимым чувством не безосновательной благодарности моего сына к вам, и согласись стать его женой, вы попадете в условия существования без доступа к любой из библиотек в принципе. Как вам такое развитие событий, гордая образованная дочь Вэлланда?

У него тоже были синие глаза. Но не такие как у Рэймонда, совсем не такие — злые, циничные, жестокие… и глядя на него, я понимала, почему весь мой народ так ненавидит завоевавшую их Алландию.

— Никаких книг, — постукивая тростью по раскрытой руке и пристально глядя на меня, продолжил лорд Хеймсворд, — никогда… ни одной строчки… ни какой возможности вновь попасть в сокровищницу знаний. Вы навсегда лишитесь одной из своих главных ценностей в жизни, вашего сокровища.

«Вашего сокровища»… Да, миссис Этвуд хорошо знала, какой удар будет наиболее болезненным для меня. Он им и был. Привыкшая к книгам, оценившая всю ту бесконечную вселенную, что дарит культурное наследие, отказаться от него для меня было недопустимо, немыслимо, невозможно…

Но я повернула голову и посмотрела на Рэймонда.

Он стоял в льющемся из окна свете дня, не говоря ни слова, не смея давить на меня, не желая принуждать и оставляя выбор… выбор за мной. Но это был не тот выбор, что я могла бы сделать без четкого понимания, что он того стоит… без осознания, что я нужна Рэймонду.

А впрочем?

Я была умной образованной дочерью Вэлланда, и как умная дочь моего народа, кое-что я уже знала — отец ленд-лорда примчался сюда, вероятно, как только узнал, что лицо и тело его сына более не изуродовано. В Алландии не приветствовалось внешнее уродство, а потому, если подумать, становились более чем ясными слова лорда Хеймсворда: «Мой сын покидает ваш замок сейчас же, его ждет великолепное будущее… теперь». «Теперь». Теперь! А что же раньше? А раньше его сына не ждало ничего, именно поэтому Рэймонда и сослали в дальнее владение рода Правящих Кондоров.

И я все это понимала сейчас. Я все поняла. Кроме одного — а нужна ли я Рэймонду?

Нужна ли я ему?

И когда он посмотрел на меня, в моих глазах был вопрос.

Только вопрос.

Решение должен был принять он, потому что я… Я уже была благодарна ему за избавление от брака с Доргом до такой степени, что год, этот год, я готова была прожить и без книг. Не велика расплата за то, что я не осталась в ту ночь одна, в спальне с кузнецом, который не стал бы ничего объяснять, совершенно ничего, и которому было плевать на меня настолько, что лишь сейчас я поняла — Дорг хотел не меня, он хотел самую завидную невесту в деревне и то приданное, которое стребовал с моей семьи. А я… я не смогла бы так жить, просто не смогла бы.

Так что это не Рэймонд был мне вполне обосновано благодарен, а я ему.

И потому решение… решение должен был принять он.

И мы смотрели друг на друга, я ждала его слов, а он… вообще не был мне благодарен.

Не благодарен до такой степени, что глядя мне в глаза, тихо и абсолютно искренне сказал:

— Лучше боль с тобой, чем жизнь без боли, но и без тебя.

И меня затопило ощущение счастья. Не знаю с чего бы, я на год лишалась возможности читать, без которой не мыслила своего существования, но меня абсолютно и полностью затопило ощущение безграничного счастья, такого светлого, яркого, искрящегося и немножко безумного.

И повернувшись к застывшему лорду, прибывшему явно прямиком из Алландии, я гордо сообщила:

— По законам моего народа, разрешение на брак должен дать мой отец, но проявляя уважение к вам, в принципе позабывшему о любом уважении и заявившегося в спальню девушки, которая не приходится вам ни матерью, ни женой, ни дочерью, я заявляю открыто и искренне — да, я согласна на брак с вашим сыном, лордом Хеймсвордом из рода Правящих Кондоров. А в целом, так как согласие уже дал мой отец и совет старейшин, я едва ли могу понять причины, по которым вам так требуется мой ответ!

И попала в ловушку.

Хитро расставленную, основательно продуманную, бесконечно подлую ловушку, о которой никак не могла догадаться ни я, ни Рэймонд, в силу явного отсутствия в нем подлости такого уровня, ни мама, вдруг заволновавшаяся, но отец… мой отец знал. Он это знал, и все же именно он, попытался вмешаться и остановить тот толчок в пропасть, который собирался с превеликим удовольствием совершить лорд Кондор, крикнувший:

— Уважаемая повитуха, мы все, с искренним нетерпением, ожидаем вас!

И в спальню попыталась зайти повитуха в одежде ордена Святого Себастиана, попыталась было, но… ее остановил мой отец. Уверенно и бескомпромиссно, встав на пути пытавшейся войти монахини. Папа же и сказал:

— Хватит. Довольно.

— Ну почему же «довольно»? — возмущенно-надменно воскликнул старший лорд Хеймсворд. — Я настаиваю на том, чтобы все это бесталанное представление крайне паршивых актеров было прекращено немедленно. И вам прекрасно известно, что и повод и средство у меня для этого есть. Так что мы прекратим это здесь и сейчас, а в случае попытки вмешательства, вас арестуют и доставят в столичный суд. И, как вы понимаете, это будет суд не столицы Вэлланда.

Отец это понимал. Он был бледен. Как тогда, когда позволил нам с мамой вывести медведя зимой из деревни, и даже мешать не стал, но следовал за нами, готовый защитить в любой момент, готовый погибнуть, но спасти двух безголовых нас. Но как бы он не понимал всего этого, гордость сына древней Валлии, и ответственность отца за дочь, в очередной раз перечеркнула естественное стремление к самосохранению. За своих детей мой отец был готов стоять до конца.

А потому и сейчас встал намертво, сказав: