Любовь по требованию и без… - Дарина Ромм

в сияющую, легко принимающую в свои объятия хрустальную высоту.

– Эрик… – позвала я спустя вечность, когда душа вернулась в тело. – Что ты говорил обо мне? Я не поняла ни одного слова.

– С чего ты взяла, что я говорил о тебе? – я не видела его лица, но знала, что он улыбается.

– С такой яростью ты говоришь только обо мне, – я потерлась носом о его плечо и, собрав остатки сил, взгромоздила на него руку, а затем ногу. Просто так, чтобы не лежал без дела, и помнил, что он мой. – На каком языке ты говорил?

– На испанском.

– А повторишь на русском?

Не дождавшись ответа, с силой царапнула его по груди, с удовольствием слыша раздраженное шипение. Примерилась еще раз полоснуть, но мои пальцы поймала его ладонь и прижала, не давая вырваться.

– Уймись, кошка. Потом когда-нибудь. Дай поспать. Я полночи тебя ждал, не выспался.

Довольная, я потянула одеяло, укрывая нас обоих:

– Мог бы сам прийти.

– Я не понял, куда ты спряталась. Прошелся по всем комнатам, тебя нигде не было.

Я фыркнула, довольная своим выбором убежища и пристроила голову ему на плечо.

Ну и, конечно, в этот момент дверь комнаты распахнулась и на пороге возникла злая, как сто чертей, Марьяна. За ней следом ввалился Игорек, глядя на мою подругу горящими глазами и нежно придерживая за могучую талию.

За Игорьком в комнату пролезла Яночка. За падчерицей еще какие-то небритые опухшие рожи.

Все они дружно уставились на нас с Эриком, только слегка прикрытых одеялом. И смотрели, пока Игорек вежливо не поинтересовался:

– Надеюсь, мы вам не помешали? Твоя подруга волновалась, Снежаночка…

Глава 26

Марьяна курила, сердито выдувая дым, и смотрела на меня круглыми, осуждающими глазами. Я вздыхала, маялась, отводила взгляд и снова вздыхала.

– Ну?.. – выдала, наконец, подруга, докурив сигаретку. – Это что я сейчас видела?

– А что? – не придумала я сказать ничего лучше. – Имею право.

Заулыбалась, вспомнив, как Эрик, узрев всю эту толпу в своей спальне, укутал меня одеялом, чмокнул в нос и голый поднялся с кровати.

Молча пошел на непрошеных гостей, так что все дружно начали пятиться к выходу. Мне, правда, совсем не понравилось, как Янка в этот момент смотрела на моего небритыша.

Ну да ладно, я ее очень даже понимаю – когда на тебя идет такой мужик, волей-неволей и слюнки потекут, и облизываться начнешь.

В итоге в комнате остались только мы с Эриком, да Маря с Игорьком. Тот, правда, попытался мою подругу утянуть к двери. Но разве этот разозленный монумент сдвинешь с места, если она того не желает!

– Барышня, – подойдя вплотную, обратился к ней Эрик, – не хотите нас покинуть?

– Да я только приехала! – возмутилась Марьяна и протрубила в мою сторону:

– Снежка, пять минут тебе на сборы. Время пошло.

После чего величественно повернулась и, по-прежнему поддерживаемая Игорьком за талию, выплыла из комнаты.

И вот теперь пилила меня взглядом и требовала объяснений.

– Ты хоть поинтересовалась, к кому в койку прыгаешь? – ядовито процедила, снова закуривая.

Вообще-то, еще как поинтересовалась и точно знаю, с кем меня опять свела шутница-судьба, но на всякий случай сделала большие глаза и прошептала:

– Он что, преступник и скрывается от закона?

– Хуже, – Маря нахмурилась, с усилием выбралась из кресла и неслышной мягкой поступью, которая меня всегда поражала в таком крупном теле, прокралась к двери. Резко распахнула и высунула голову в коридор.

– Никого, – удовлетворенно вздохнула, вернулась на место и зашептала, приблизив губы к моему уху:

– Эрик твой, мать его женщину, много лет работал в особом отделе в одной очень интересной структуре. Очень-очень интересной и очень-очень государственной. И был там не просто мальчик «подай-принеси», а очень ценной персоной.

А потом его уволили, внесли в черные списки, и он уехал из страны. Но, судя по всему, кое-какие отношения у них остались. У отдела и Эрика твоего. Я после того, как Мишаня мне кое-что нарыл в своих базах, еще и к отцу съездила и поговорила с ним.

В общем, Снежка, хреново все с твоим работодателем: никакого будущего с ним быть не может, а настоящее под большим знаком "Опасность".

Подруга отстранилась и тяжко вздохнула:

– И что я вижу, приехав сюда предупредить свою подругу о том, какой подозрительный тип хозяин этого дома? Снежана, мы с тобой мало в детстве нахлебались этой секретности и этих сотрудников секретных отделов?

Может, ты забыла, как мы с тобой целый год в закрытом пансионате, больше похожем на тюрьму, выживали, пока наши матери прятались, хрен знает где, а отцы родине долг отдавали?

– Ну, для меня это время было не таким уж и плохим, – я нервно повела плечами, вспоминая, как радовалась, оказавшись в спасительной дали от своих родителей. – Хотя бы не били, и то счастье. И, Маря, спасибо за предупреждение, но в этот раз я как-нибудь сама разберусь.

Марьяна с досадой посмотрела на меня и сердито протянула:

– Что же ты такая дура, Снежиночка?

– Не смей называть меня этим именем! – прорычала я, чувствуя, как от бешенства мгновенно закладывает уши, а глаза затягивает красной пеленой, отключая и разум, и инстинкт самосохранения. – Не смей, Марьяна!

– Как хочу, так и буду называть, раз ты такая идиотка! – выкрикнула подруга истеричным фальцетом.

Я несколько раз глубоко вздохнула, возвращая сознание на место. Отвернулась от подруги и равнодушно произнесла:

– Тогда пошла вон отсюда. Чтобы тебя здесь не было, когда вернусь.

Встала и на деревянных ногах вышла из комнаты, стараясь не слушать, как за спиной скулит и зовет меня Марьяна.

Глава 27

На улице было настоящее берендеево царство: земля стала белым-бела и сверкала в ярких лучах утреннего солнца, ослепляя и заставляя щуриться.

Строгие елки, припорошенные снежком, стояли как сказочные великаны в белоснежных меховых шапках. Посвистывали, порхали с ветки на ветку энергичные снегири, собирая последние ягоды рябины.

Я обошла стоявшие посреди двора черные внедорожники и приткнувшийся сбоку белый "ниссан" Марьяны, толкнула калитку и выскользнула наружу. Пошла вдоль забора, проваливаясь в снег почти по верхний край сапог.

Выбравшись на сильно заметенную дорогу, постояла, размышляя, и пошла в сторону деревни, где жила Катя.

Ноги вязли в рыхлом снегу, и приходилось их с усилием вытаскивать. Но я упорно ползла, костеря, на чем свет стоит недобросовестных коммунальщиков и дедушку Эрика, построившего домик в такой глухомани, куда ни одна снегоуборочная машина не доберется.

Уже через полчаса я взмокла так, что пот по вискам потек градом,