Версия про запас - Иоанна Хмелевская

Мысль о девушке не давала мне покоя, а терпеливостью я никогда не отличалась. Правда, мне не хватило наглости вваливаться к ней в восемь утра, однако позже застать Казю дома оказалось нелегко. От Гени я знала о её образе жизни: учится и подрабатывает, обедает, где и как придётся, домой возвращается поздно. Я решила караулить её у телефона. Номера Геня нам не оставил, но, к счастью, на свете существуют телефонные справочники. Фамилию учительницы я узнала в школе, адрес тоже, не все же Яребские живут на Гранитной.

Я дозвонилась до неё за пять минут до прихода Гени и договорилась о встрече на следующий день. Жуткая история у ветеринара несколько отвлекла мои мысли от Кази. Это надо же, оказаться на месте преступления и так глупо упустить случай накрыть преступников! Одно утешение — пёс остался цел и невредим, у него хватило ума не мешать бандитам. Однако встречу с Казей я не собиралась отменять. Януш отправился к зазнобе Райчика, я же как на иголках дожидалась часа, когда надо будет ехать к Казе.

Я позвонила в дверь минута в минуту, проявив потрясающую пунктуальность. Казя открыла, я вошла в комнату, и первое, что мне бросилось в глаза, были цветущие кактусы. Сколько себя помню, я была помешана на цветущих кактусах.

— Как вы так делаете, что они у вас цветут?! Мои не хотят!

Девушка оживилась, и некоторая напряжённость в её поведении исчезла.

— Честно говоря, не знаю. Я подливаю им какое-то средство, которое покупаю в цветочных магазинах, то ли удобрение, то ли подкормку. Видимо, хорошая штука, потому что цвести они начали только в этом году. Все цветы эту подкормку любят.

И действительно, комната выглядела как оранжерея. Плющи разных видов вились по стенам, аспарагус в углу свисал до полу, под ним можно было бы спрятать тюк с грязным бельём и ничего не было бы заметно. В ящиках на балконе разрослись настоящие джунгли. Я была очарована, и мы довольно долго проговорили о растениях.

Наконец я вспомнила, зачем пришла.

— Не знаю, в курсе ли вы, что я тоже была в квартире у вашей тётки, — начала я без околичностей. — Сразу после убийства, и на меня пали подозрения. Вот я и объяснила вам, почему меня живо интересует это дело. Я видела вас там вчера, а вы видели меня. До сих пор я никому об этом не рассказывала, но хотела бы знать, что вы там делали и почему скрываете свой визит. Поручик Пегжа был у вас, мне известно, что вы ему сказали. Я хочу услышать правду, чтобы знать, как поступить.

Казя, направлявшаяся в кухню, остановилась на полпути.

— Я хотела сварить кофе, — немного грустно сказала она, — Конечно, я вам все расскажу. Но может быть, сначала принести кофе?

— Ну хорошо, несите, а я пока тут поглазею, благо есть на что.

Я уселась так, чтобы кактусы были у меня перед глазами. Казя поставила поднос на столик и села напротив меня. Все вместе — цветы, комната и её обитательница — производили отрадное впечатление.

— Так что же?… — ободряющим тоном спросила я.

Казя, писаная красавица, полная обаяния и, возможно, чувственности, несколько минут молчала.

— Я не рассказала об этом поручику, потому что думала, что он мне не поверит, — произнесла она наконец. — Или бы он меня не понял. Никто меня не видел, кроме вас. Да, я там была, но к тётке не заходила, даже не заглядывала на третий этаж.

— А куда же вы заглядывали?

Девушка вздохнула.

— Я поехала прямо на чердак. Что ж, придётся признаться. У меня там тайник, я его обнаружила, когда кота хотели отравить… Вы знаете эту историю?

— Знаю.

— Ну вот, я там прятала разные вещи, свои личные. Возвращаясь из школы, я всегда могла сначала проехать на чердак, а уж потом спуститься на третий этаж, и наоборот, прямо с чердака съехать вниз… Наверное, вам будет трудно меня понять…

— Думаю, нетрудно. Мне уже многое известно.

— О моей жизни в том доме?

— Именно, о вашей жизни в том доме.

— Ну тогда вы, наверное, сможете мне поверить. Я там прятала все, что не вмещалось в мою сумку, а позднее вообще все, потому что тётка проверяла мои вещи. Краски, альбомы, рисунки… Деньги, которые в последнем классе начала зарабатывать, тётка бы у меня все отняла. А ещё блокнот с разными заметками, что-то вроде дневника. Я не забрала всего этого сразу, когда переезжала, потому что переезд происходил в условиях… ну, можно сказать, военных. Все это, конечно, старьё и вообще пустяки, но мне очень хотелось его сохранить. Только деньги я забрала раньше, прочее же оставила… Как бы вам сказать?… Для меня эти вещи были как сувениры, мои собственные, у меня так мало было своего в жизни. Ну вот и решила их забрать, и надо же было так случиться, что пошла за ними как раз в тот день.

— А зачем вы переодевались?

— Ах, так это вы?… Вы были на чердаке?

— Да.

— Я знала, что там кто-то есть, и сбежала на всякий случай, ведь это могла быть тётка. Такое трудно понять нормальному человеку. Тётки я боялась до ужаса. Она была жутко пронырливой, глаза на затылке. Я была уверена, что она догадается о тайнике, отберёт у меня все, да мало ли что ещё она могла сделать. Я страшно боялась, что она придёт сюда; ведь наверняка знала адрес, хоть я и скрывала, где живу. И переоделась для того, чтобы потом можно было отпереться. Раньше я никогда в брюках не ходила, у меня их попросту не было. Идиотизм, наверное, но это правда. К тётке я не зашла по той же причине, пусть вообще не знает, что я там была и взяла какие-то вещи, чтоб хотя бы раз в жизни не сунула нос в мои дела. Я спустилась на пятый этаж — тамошние жильцы целый день на работе, — переоделась, сняла брюки, сменила куртку…

— И держали одежду под мышкой…

— Да, она была свёрнута. Внизу встретила вас, но я вас никогда прежде не видела и понятия не имела, что вы меня узнаете…

Я поверила ей. Её объяснение ни в коей мере не противоречило тому, что я видела на чердаке. Говорила она без запинок и словно испытывая облегчение оттого, что наконец может хоть с кем-то поделиться, и в то же время как-то равнодушно, как рассказывает человек, которому все равно, поверят ему или нет. Она вообще казалась поглощённой чем-то иным, какими-то проблемами, по сравнению с которыми убийство — событие незначительное. Я понимала Геню: я выглядела более подозрительной, чем она.

— Мне придётся сказать, что я видела вас там, — предупредила я. — Если все раскроется, то нам могут пришить сговор, а я у них и так не на хорошем счёту.

— Рассказывайте, я не против, я сама им все объясню. Можно даже позвонить поручику, который тут был, и дополнить показания. У него есть телефон?

Я дала ей телефон Гени и почувствовала облегчение. Казя показала мне снимки, я сама попросила её из любопытства. Снова Геня был прав: она с волнением раскрыла альбомы, а когда вглядывалась в изображения родителей, лицо её светлело на глазах. Сказала, что хочет увеличить снимки и поставить на видном месте или повесить на стене, чтобы все время смотреть на них и чувствовать себя человеком, а не подкидышем, найдёнышем, побирушкой, отбросом рода человеческого. Похоже, тётка её крепко достала…