Ближний Восток: вечный конфликт - Семен Багдасаров

Третье, что немаловажно: мы – великая страна, и нам нужно укреплять свое присутствие в Средиземном море. А единственная база, где мы могли разместить свой контингент, находится в Сирии, и нет оснований думать, что в случае смены власти в этой стране наша военно-морская база в Тартусе осталась бы неприкосновенной. И, наконец, четвертое. Сирия – это дружественное нам государство, мы в течение длительного времени поддерживали добрые отношения сначала с Хафезом Асадом, а потом с его сыном Башаром Асадом. И смотреть, как его насильственно свергают, было бы неправильно. Это очень сильно ударило бы по нашему престижу на том же Ближнем Востоке. Для нас Сирия – стратегически важный регион, если хотите – внешнеполитический Сталинград. В случае крушения дружественного нам режима в Сирии влияние России на Ближнем Востоке впервые за 200 с лишним лет сведется к нулю. Мы уже потеряли Ирак, Ливию. Сирия – наш последний форпост, отступать некуда. Поэтому решение оказать Башару Асаду военную поддержку было абсолютно верным.

Я еще в 2013 году выступал за активное вмешательство России в сирийские дела. Тогда в целом ряде СМИ, в том числе федеральных, я говорил, что надо вмешаться, чтобы потом не было поздно. В 2013 году ситуация была другой, а впоследствии начала ухудшаться. Полагаю, в Москве думали, что все рассосется и сегодня или завтра сирийская армия сможет взять ситуацию под контроль, но этого не произошло. Однако лучше поздно, чем никогда.

Сегодня, конечно же, ситуация намного сложнее, потому что за два-три года возникла целая «плеяда» исламистских военных группировок. Это не только ИГ, это еще и «Джабхат ан-Нусра» – еще вопрос, кто хуже. «Джабхат ан-Нусра» контролирует больше густонаселенных территорий в Сирии, чем ИГ. Есть также целый ряд других структур, радикальных исламских организаций.

На сегодняшний день, когда мы говорим об успехе в Сирии, надо учесть, что задействованы еще далеко не все резервы. Россия помогает авиацией с воздуха, Россия помогает военно-техническим имуществом, Россия помогает советническим аппаратом на каком-то уровне. Я считаю, что этого недостаточно.

Я против наземной операции российских войск, но мы должны учитывать, что на земле воюет не только сирийская армия, в значительной степени обессиленная: мобилизационные резервы у нее небесконечны и опираются только на известные религиозные группы Сирии. Очень серьезно поставлен вопрос о возможностях «Хезболлы» и иранских вооруженных формирований. Я признаю их высокий боевой дух, но в целом отношусь к ним достаточно критически: действительно, «Хезболла» показала себя хорошо во время оборонительных сражений против израильской армии в июле 2006 года, но это не означает, что иранцы могли активно участвовать в наступательных операциях два-три года назад или смогут в этом году. И события последнего времени подтвердили мои опасения. Одно дело – ведение боевых действий против небольшого населенного пункта вроде Аль-Кусейра, а другое дело – когда бойцы «Хезболлы» пытались что-то делать в Алеппо и просто растворились.

Сегодня мощь иранских вооруженных формирований – в большей степени миф, чем реальность. Справедливости ради надо сказать, что у Ирана хорошо получается создание разных вариантов «Хезболлы», что они и делают в Сирии, Йемене, Ираке и так далее. Но что касается боевых действий, их ведения и планирования – все-таки иранская военная школа не знает, что это такое. До 1979 года офицерами иранской армии были выпускники американских, английских и других западных вузов. В 1979 году, после исламской революции, часть из них была репрессирована, часть убежала, часть погибла в войне с Ираком. Сейчас это замкнутая военная школа, которая показывает свою недостаточную эффективность.

Вот есть подразделения «Хезболлы». Они совершенно по-разному устроены. Допустим, из Ирака были переброшены 4000 человек с танками и БМП. Они там имели какой-то боевой опыт. Значительная часть пополнения была отмобилизована в Ливане, и у этих людей опыта нет. Плюс к тому изначально «Хезболла» все же готовилась не для наступательной войны. Она готовилась для стычек с Израилем, для городских боев. И успех в июле 2006 года обусловливался заранее подготовленной, и очень грамотно подготовленной, системой обороны с ловушками и прочими хитростями. Но это, повторю, совершенно другая война.

После нашего вмешательства ситуация значительно улучшилась. Но мы не можем утверждать, что от нас все зависит. Мы можем наносить эффективные воздушные удары. Но на земле все-таки должны работать сирийская армия, силы народной обороны, «Хезболла» и Иран. Их больше 300 тысяч. И им нужна очень хорошая координация, которая пока явно недостаточна. Считаю, что российские военные в состоянии взять на себя функции подготовки этих отрядов в качестве прикомандированных инструкторов, советников. И чтобы советники были не только в аппарате, но и участвовали на уровне батальонов, планирования боевых действий. Не надо бояться – это не наземная операция. Кроме того, командиры отрядов могли бы обучаться в наших военных вузах, а не в Иране, и их потенциал был бы лучше использован.

Я неоднократно говорил, что нашему Генштабу надо взять все это под крыло. И мы, в общем-то, можем надавить на сирийское руководство. А если при нашей помощи начался реальный перелом, значит, мы тем более обязаны это сделать. Как делаются дела на Востоке? Ты хочешь, чтобы я тебе помог, – давай за стол. За столом все решим. Нет – можно подписывать какие угодно контракты, но это все будет не то. На Востоке все надо решать по-восточному. Есть книжка английского автора, который пишет, что есть три удивительных народа – это армяне, евреи и греки. Как бы их ни гнобили, как бы ни гоняли, но они как-то умудряются с персами и арабами работать. А почему? А потому что действует принцип – ты накрой стол, а я тебе помогу.

Жил когда-то такой человек – Галуст Гюльбенкян. Занимал третье место в списке самых богатых людей. У него была кличка «Господин Пять Процентов». Знаете, почему? Он умудрился сделать так, чтобы месопотамскую нефть (сейчас эти территории принадлежат Ираку) Османская империя отдала в разработку британцам. И сказал: мне от вас ничего не надо, дайте только пять процентов, я буду очень доволен. Со временем выяснилось, что эти активы сделали его одним из самых богатых людей в мире, и он потом основал «Турецкую нефтяную компанию». Так вот, он работал по-восточному и добился больших успехов.

Оказывать помощь при соблюдении определенных условий – это нормально. Вот, предположим, у меня есть жизненная проблема, и я обращаюсь за помощью к знакомому, который в этом разбирается. Он мне говорит: «Я тебе помогу, но ты пойми меня правильно – моя помощь будет эффективной, если ты сделаешь то-то и то-то». Я или делаю – и получаю реальную помощь; или не делаю – ну тогда, как говорится, извините, никто не виноват. Так что мы не просто можем надавить на Асада – мы обязаны это сделать, а он обязан нас послушать.

А что он должен делать? В первую очередь, как я уже говорил, – найти общий язык с оппозицией. Мы ведь знаем, что в Сирии действительно есть умеренная, хорошая оппозиция. Скажем, те силы, которые входят в Демократический альянс Сирии – курды, ассирийцы и прочие, – это оппозиция? Конечно, оппозиция. Потому что она напрямую не подчиняется Дамаску. Это умеренная оппозиция? Конечно, умеренная – попробуй, обвини их в религиозном экстремизме! Не получится. Это светские и умеренные люди, кстати, левые в большинстве своем. В состав Демократического альянса входят представители всех народов, которые проживают в Сирии. Почему с ними нельзя вести переговоры? Разве они чего-то требуют? Нет, они просто просят признать их автономию – тем более что по факту она у них уже есть и так просто они ее не отдадут.