Помощница по вызову - Дарья Вознесенская

Тогда зачем играю еще и в это?

Свет рубанул в гараже и вышел.

Он - чертов провокатор!

Я не захожу - забегаю в свою комнату. Плотно-плотно дверь прикрываю. И на кровать бросаюсь, прячу горящее лицо в покрывале.

Вою беззвучно.

Ну почему так, а?

Думала, что умею сдерживаться. Аж два дня гордилась собой, насколько мне удавалось оставаться спокойной. Выдержано-профессиональной. Не пускать на Позднякова слюни, не гладить украдкой восхитительное дерево его дома, не рыться в его шкафах, парфюм его не нюхать.

Не видеть сны непристойного содержания.

Два дня все было хорошо!

И дернуло же меня  залезть в его гараж и мотоциклом восхищаться…  Но этот огромный монстр и правда оказался восхитителен.

И тот, и другой.

Застонала от бессилия, одеяло сграбастала, обхватила этот кокон руками и ногами, в надежде унять томление.  Какое томление… Пожар. Полыхали не только щеки, но и между ног. Я влажная была, влажная для него. И эта разбуженная потребность не просто в мужчине - во Владе, в его прикосновениях, запахе, его настойчивости -  не желала утихать.

Не выйду сегодня из комнаты. Вот не выйду и все! Ужин я Позднякову подготовила и накрыла, только разогреть надо. Работу доделала. И у меня здесь все есть, чтобы переждать остаток вечера.

Ванная комната, вода, книги…

Книг в гостевой спальне много. Не изначально, нет, это я перетащила. В доме оказалась шикарная библиотека, а мне позволено ей пользоваться.

Я же пошла на литературоведческий из любви к книгам. Сколько себя помню, всегда читала - в семье Гольц все читали. Я таскала с собой книжки за стол, в кровать, в ванну, в метро. И в Позднякова так же влюбилась. Через его талант. Как прочла в пятнадцать его роман, тот самый, нашумевший. Про запутанное дело и юриста, который убивал, а потом брался за защиту подозреваемых в этом самом убийстве. С тех пор и продолжила взахлёб его читать... и захлебываться.

Но сегодня любые другие тексты. Не его. Его слишком много на мне сегодня.

Схватила ту, что сверху внушительной стопки лежит…

«Мириам позвонила в дверь в семь часов вечера.

— С днем рождения, Франсуа... — сказала она с порога тоненьким голоском, и, кинувшись на меня, поцеловала в губы, поцелуй ее был долгим, сладостным, наши языки и губы слились воедино. Возвращаясь вместе с ней в гостинную, я заметил, что она был еще сексуальнее, чем в прошлый раз. На ней была другая черная мини-юбка, еще короче прежней, и к тому же чулки — когда она села на диван, я углядел черную пряжку на поясе для подвязок, блестевшую на ослепительно белом бедре. Ее рубашка, тоже черная, оказалась совсем прозрачной, сквозь нее было хорошо видно, как волнуется ее грудь, — я осознал вдруг, что мои пальцы помнят прикосновения к венчикам ее сосков, она растерянно улыбнулась и на мгновение я ощутил в ней какое-то смятение и обреченность.

— А подарок ты мне принесла? — Я попытался сказать это весело, чтобы разрядить обстановку.

— Нет, — серьезно ответила она, — я не нашла ничего, что бы мне понравилось.

Помолчав немного, она вдруг раздвинула ноги; трусов она не надела, а юбка была такая короткая, что сразу обнажился лобок, выбритый и беззащитный.”

Отвлеклась называется…

Отбросила от себя томик, как змею ядовитую. Даже книги против меня. А это ужасное предательство.  Уэльбек написал политическую фантастику, антиутопию. Давно хотела прочесть - так почему открыла именно на этой странице?

Всхлипываю приглушенно. Мотаю головой, как будто разговариваю с кем-то, отказываю кому-то… Себе. Раздеваюсь, принимаю прохладный душ, кровать в порядок привожу, беру в руки толстый и нудный роман, в котором уж точно не будет эротического подтекста… И обреченно откладываю и его тоже.

Свет выключаю.

И рука сразу вниз по животу спускается, будто неподвластная мне. Пробирается под край пижамных брюк...

Я возбуждена до сих пор. Так сильно, что пальцы с легкостью скользят по влажной плоти, по набухшим складочкам, ныряют в жаркую глубину. Мне так легко представить, что это его пальцы. Я уже слишком хорошо их изучила. Я знаю их длину, насколько они твердые, насколько подушечки загрубели и где у него “писательские” мозоли от частого использования ручки. Я знаю его запах. Почти догадывалаюсь, какой он на вкус.

Как будет ощущаться его кожа под моим языком, его щетина на моей щеке, пока он загоняет свои пальцы в меня…

Оргазм заставляет меня выгнуться почти в мостик. И только прикушенная до крови губа не дает заорать. Обмякаю и снова лицо прячу в подушке.

Это ужасно. Все что происходит. Мои фантазии о моем работодатели. То, как  поступаю с этими фантазиями… Хорошие девочки так себя не ведут. Мне надо взять себя в руки...

Уже на следующее утро мой план провалился.  И ночь вне влияния хозяина дома, хозяина моих мыслей не помогла. Какое там “вне”?  Мое тело все еще помнит его прикосновения. Даже те, которые вообразил мой мозг.

И понимаю ведь, дело не в том, что  Поздняков меня провоцирует… Это я вижу провокацию почти в каждом его действии. Это я дышу его действиями и им самим. Это я каждый шаг и движение его отслеживаю… Рассчитывала на гомеопатическую дозу? Пока не выходит. Пока что в меня внутривенно литрами вливают то ли отраву, то ли лекарство.

Какое-то время я могу не замечать этого.  Не долго, конечно. Но надо продержаться до его отъезда в город. И целый день я буду свободна от позывов собственного тела. От смешанных эмоций. Без тумана в голове займусь поручениями и отойду немного. Снова Снежной Королевой стану.

А он… Хмурый. Сосредоточенный. Молчаливый.

Близко.

Подхожу. Себе задание даю не то что не видеть его - не с закрытыми же глазами кофе подавать - но принимать как… Да пусть будет как часть дома. Самый дорогостоящий элемент интерьера.

Игнорировать его как личность, как мужчину.

Почти получается.

Черный кофе, папки с бумагами, блокнот для записей, в который я слово в слово заношу все то, что мне сделать надо…

Уходи уже!

Встает. И замечает, что подшитый край его брюк - строгих, серых, дорогих наверняка - вывернулся. Будто нитка распустилась и штанина не лежит теперь идеально… Я тоже замечаю. Мне это даже нравится. И мне так кажется совершеннее - когда есть небольшой мазок несовершенства.

Но то я, а то Поздняков.

Если на острие его лезвия окажется пылинка, он предпочтет порезаться, чем оставить ее там.

Только вот раны сегодня нанесут мне... Потому что переодеваться он не спешит. Смотрит на меня и говорит: