Восхождение Ганнибала - Томас Харрис

Он встал с постели и пошел в мастерскую графа. Зажег канделябры по обе стороны мольберта. Портреты на стенах, законченные и наполовину незаконченные, теперь, с уходом их творца, создавали эффект его присутствия в мастерской. Ганнибал чувствовал, как они тянутся к духу художника, словно могут помочь графу вновь обрести дыхание.

Чисто вымытые кисти дяди Роберта стояли в банке, его мелки и угольные карандаши лежали на желобчатых подносах. Портрета леди Мурасаки на мольберте не было, и кимоно с вешалки она тоже забрала.

Ганнибал принялся писать широкими взмахами руки, как советовал граф, пытаясь освободиться от кошмара, проводя длинные диагональные штрихи на газетной бумаге, нанося жирные мазки краски. Не помогало. К рассвету он перестал насиловать себя: он перестал делать усилия, просто смотрел, что откроет ему его рука.

Ганнибал сидел на пне посреди небольшой поляны недалеко от реки, перебирая струны японской лютни и наблюдая за пауком, плетущим паутину. Паук был великолепен – желто-черный прядильщик, занятый своим важным делом. Он работал так активно, что паутина содрогалась. Казалось, что паука возбуждают звуки лютни: когда Ганнибал пощипывал струны, тот бегал из стороны в сторону по паутине, проверяя, не попалась ли в сеть добыча. Ганнибал уже мог довольно правильно сыграть японскую мелодию, но то и дело брал неверную ноту. Он вспоминал приятный альт леди Мурасаки, в котором время от времени звучали нотки, несвойственные европейской гамме. Он наигрывал мелодию, то приближая лютню к паутине, то отдаляя. Какой-то медленно летевший жук наткнулся на сеть, и паук поспешил к нему – опутать покрепче.

Воздух был неподвижным и теплым, поверхность реки – совершенно гладкой. У берегов носились по воде жуки-водомеры, над камышами вились стрекозы. Мясник Поль греб одним веслом и под низко склонившимися с берега ивами дал своей небольшой лодке плыть по течению. В корзине с наживкой стрекотали сверчки, их стрекот привлек большую красноглазую муху, которая вылетела из-под огромной руки Поля, когда он схватил сверчка и насадил его на крючок. Он забросил наживку под ивами, и тотчас же его поплавок с перышком погрузился в воду: удочка ожила.

Поль вытащил рыбину и насадил ее вместе с другими на сделанный из цепочки кукан, который свисал в воду с борта лодки. Занимаясь рыбиной, мясник лишь краем уха слышал доносящееся издали треньканье. Он слизал рыбью кровь с большого пальца и отвел лодку к маленькому причалу у поросшего лесом берега, где был припаркован его грузовичок. На причале, на грубой скамье, Поль выпотрошил самую большую рыбину и положил ее в брезентовую сумку со льдом. Другие рыбины на кукане были еще живы – ведь они оставались в воде. Они затянули кукан под причал, пытаясь спрятаться.

Странное треньканье в воздухе – прерывистая мелодия, прилетевшая из далеких от Франции краев. Поль взглянул на грузовичок, будто услышал шум какого-то механизма. Прошел вверх по берегу, не выпуская из рук ножа, которым чистил рыбу, потом осмотрел машину, проверил радиоантенну, пощупал покрышки. Убедился, что двери заперты. Снова раздалось бренчанье, теперь уже целая прогрессия нот.

Поль пошел на звук, обогнул несколько кустов и вышел на поляну, где обнаружил Ганнибала, сидевшего на пне и перебиравшего струны японской лютни. Футляр от лютни был прислонен к мопеду. Рядом с Ганнибалом лежал блокнот для рисования. Поль тотчас же вернулся к грузовичку и проверил горловину бензобака – не остались ли в ней кристаллы сахарного песка. Ганнибал не поднял на него глаз и продолжал наигрывать на лютне, пока мясник не вернулся и не встал прямо перед ним.

– Поль Момун, Прекрасное мясо! – произнес Ганнибал. Зрение у него обострилось, по краям предметов возник красновато-радужный ореол, словно свет преломлялся в наледи на окнах или по краю линзы.

– Ах ты, немой ублюдок, вот ты и заговорил! Если ты нассал мне в радиатор, я тебе твою гребаную башку набок сверну. А тут легавых нет, так что тебе на их помощь рассчитывать нечего.

– И тебе тоже, – ответил Ганнибал, сыграв несколько нот. – То, что ты сделал, – непростительно. – Ганнибал опустил лютню на землю и поднял блокнот. Глядя на Поля, он мизинцем растер что-то на листе, подправляя рисунок. Затем перевернул страницу и встал, протянув блокнот с чистым листом Полю. – Ты обязан извиниться перед одной дамой, попросить у нее прощения письменно.

От Поля несло прогорклым запахом сальной кожи и грязных волос.

– Парень, да ты псих, что ли, что сюда заявился?

– Напиши, что просишь прощения, что понимаешь, как ты отвратителен и жалок, и что ты никогда больше не взглянешь на нее и не обратишься к ней, если встретишь ее на рынке.

– Извиняться перед япошкой?! – Поль захохотал. – Да я первым делом зашвырну тебя в речку и выполощу дочиста. – Он положил ладонь на нож. – А потом может случиться, что вспорю тебе штаны и впендюрю кое-что в то место, куда не больно захочешь. – Тут он направился к Ганнибалу, а мальчик стал отступать к мопеду, где стоял футляр от лютни.

Ганнибал остановился.

– Так ты интересовался, что у нее за писяк, так, кажется? Рассуждал, в какую сторону там все идет?

– А она что, мать тебе, что ли? У япошек писяк идет наперекосяк! Трахни маленькую япошку – сам увидишь!

Поль бросился вперед – убить, уничтожить, его огромные руки готовы были давить, крушить… Но Ганнибал вмиг выхватил из футляра изогнутый самурайский меч и полоснул мясника наискось понизу живота.

– Наперекосяк – вот так?

Вопль Поля прозвенел над деревьями, птицы в испуге взлетели с ветвей. Мясник прижал к животу ладони, а когда отвел их, они были залиты густой темной кровью. Он взглянул вниз, на рану, и попытался ее зажать, но внутренности вывалились ему на руки. Ганнибал отступил вбок и, развернувшись, резанул его мечом по почкам.

– Или больше по касательной к позвоночнику?

Потом он размахнулся мечом, чтобы рассечь мясника крест-накрест; глаза Поля от шока вылезали из орбит, он пытался бежать, но Ганнибал нанес ему удар мечом по ключице, из артерии, шипя, хлынула кровь, забрызгав Ганнибалу лицо. Следующие два удара пришлись мяснику по лодыжкам, и он упал с перерезанными сухожилиями, мыча, как вол.

И вот мясник Поль сидит, опершись о пень. Он не в силах пошевелить руками.

– Хочешь взглянуть на мой рисунок? – спрашивает его Ганнибал.

Он подносит раскрытый блокнот к лицу мясника. На рисунке – голова Поля на блюде, к волосам прикреплен ярлык. На ярлыке надпись: «Поль Момун. Прекрасное мясо». В глазах у Поля начинает темнеть. Ганнибал взмахивает мечом, и на миг все перед Полем покосилось, но кровяное давление тут же упало и наступила тьма.

В своей собственной тьме Ганнибал слышит голос Мики, вскрикнувшей, когда к нему направился черный лебедь, он произносит вслух: «О-о-ой, Анниба!»

День угасал. Ганнибал оставался там еще долго, пока сгущались сумерки. Он сидел с закрытыми глазами, прислонившись к пню, на котором стояла голова Поля Момуна. Открыв глаза, он еще долгие минуты сидел не шевелясь. Наконец он поднялся и подошел к причалу. Кукан был сделан из тонкой цепочки, увидев ее, он потер шрам у себя на шее. Рыбы на кукане были еще живы. Он смачивал водой руки, прежде чем их коснуться, и отпустил их, одну за другой, приговаривая: «Уходи, уходи!», а потом забросил цепь далеко в реку.