Дзен московского олигарха - Евгения Кретова

А это означает только одно: Барановский не нашел ключ, защищающий разработанный код.

И сегодняшнее представление – предупреждение.

Завтра начнется настоящая игра.

Фадеев посмотрел на загорающийся над соснами рассвет.

* * *

Варвара поднялась в комнату, притворила за собой дверь.

Внутри все трусилось, будто в проруби искупалась. Кожа горела, а по спине бежал липкий холодок. Медленно доходило, что ее едва не убили. Те трое, поймай они их, что бы сделали?

Слова Юркова – «Хорошо, что вас Тарасов высадил» – стрельба на окраине леса…

Страх подбирался медленно. Заползал под ногти, скребся когтистой жабой под ребрами, опоясывал и душил.

Девушка бросила под ноги грязную тряпичную сумку, будто впитавшую в себя запахи опасного леса. Тихо съехала по стене. Руки дрожали. Испачканные в земле колени с прилипшими бурыми иголками и грязью, покрылись серой коркой. Светлые кеды испачкались до такой степени, что надежды на их спасение не оставалось. Устало стянула их, поставила в угол.

Прислонила голову к стене. И отключилась.

Проснулась от холода – от балкона дуло сыростью и прохладой. Икнув, девушка встала. Огляделась.

Четыре часа утра. Получается, она отключилась минут на сорок.

Закрыла балкон. Не включая свет, направилась в ванную: горячий душ – это то, что нужно.

Золотистый свет, теплый, окутывающий и дарящий покой и уют, лился с потолка. Варвара посмотрела на себя в зеркало и не узнала: искусанные комарами руки, шея, покрылись красными волдырями, от одного вида на которые кожа начинала зудеть. Волосы спутались. В темных, пропитанных лесом прядях, запутались сухие иголки, веточки и мелкая листва. Губы припухли.

– Нда. Красотка, – пробормотала девушка.

Сбросив с себя одежду, встала под душ. Ароматная пена невесомо касалась кожи, сильные струи били по плечам мощно, горячо. Они почти выветрили из головы ночной страх. Но только раззадорили воспоминания о неожиданном поцелуе. Девушка дотронулась кончиками пальцев до губ, прикрыла глаза.

Фадеев не оставил бы ее на парковке с неизвестным мужиком и не поплелся бы уныло домой. Он не ныл бы из-за испорченного вечера.

«Данька хороший», – напомнила себе, как мантру. Но уже не верила ни одному слову, отчетливо понимая, что дальше ничего не будет.

Решительно выбросив из головы странные мысли, выключила воду.

Вообще, она считала себя крайне невлюбчивым и прагматичным созданием. Единственный раз, когда она влюбилась, а это было в седьмом классе, она рыдала неделю в подушку. И этого ей хватило с лихвой. Нет-нет, это все не для нее. Сегодняшнее происшествие словно вывернуло наизнанку все самое потаенное и сокрытое. Она впервые почувствовала себя… женщиной. Желанной. Сводящей с ума. Даже учитывая, что этот чурбан ничего такого не имел ввиду.

Мозг сразу схватился за слово «такого».

– Варвара, ты выдумываешь невесть что, – строго сказала отражению. – Он поцеловал, чтобы ты не орала. Потому что мы обе знаем, что орать ты собиралась. И это было худшее, что ты могла сделать в тот момент.

Она всегда старалась быть предельно честной с собой. В конце концов, кто как не она знает все собственные мотивы.

– Запомни, Варвара, этот поцелуй для него ровным счетом ничего не значит. Не должен и для тебя.

Она послушно кивнула самой себе, закутавшись в махровый халат, поплелась в кровать.

Нырнула в мягкую постель.

Уставилась в потолок. Мягкие ванильно-розовые блики подкрадывающегося рассвета лениво расцветали на белом глянце.

Фадеев не выходил из головы. К поцелую рисовалось продолжение. Варвара уже представила, каков он без футболки. Мысленно гладила сильные плечи, прислушивалась к движению невидимых сильных и умелых пальцев. Кожа горела. Фантомные поцелуи невесомо ложились на губы, ласкали шею, а нос дразнил свежий и немного горький аромат. Чувственный, манящий…

Варвара порывисто села.

– Ты чего? Дура? – строго спросила себя.

Опрокинулась на подушку, запахнула халат. Натянула до подбородка одеяло.

В желудке жалобно зашевелился голод как альтернатива мыслям о Фадееве.

Но это уж как-то простительно, все-таки с обеда ничего не ела. И в кафе ее так и сводили. А пирожные Толмачевской помощницы только раздразнили аппетит.

Подумав немного, девушка решила, что поход на кухню – это лучшее, что она может себе предложить.

Откинув одеяло, она сунула ноги в домашние туфли, плотнее затянула пояс на халате. Сбросив с головы мокрое полотенце, вышла в коридор.

Во флигеле она жила одна. Здесь было несколько спален, сейчас пустующих. Это гостевое крыло. Тихий коридор, лестница на первый этаж. Направо – дверь в гостевой кабинет. Налево, под лестницу и через оранжерею – проход в основной дом. Варвара юркнула туда.

Ноги в домашних тапочках ступали бесшумно. Белый халат, рваные тени оранжерейных растений, желтые блики разгорающегося утра и еще не отошедшей ко сну луны – все вместе превращало девушку в привидение. Она сама себя им представляла.

«Ночная жрица, блин», – шмыгнула носом и толкнула дверь в основной дом. Здесь тоже было тихо и безлюдно: Толмачев в больнице, мама с ним, комнаты Олега и Светланы, на сколько Варвара успела узнать, находились в противоположном крыле. Служащие на ночь в доме не оставались, приходили утром и вечером возвращались в поселок – в основном все были местные. Поэтому Варвара решила особенно не скрываться и смело направилась в кухню, уже представляя, какой бутерброд сейчас соорудит.

В желудке стало сладко от предвкушения.

Толкнув дверь, потянулась к выключателю. Рука наткнулась на что-то жесткое и живое. Оно сжало запястье и рвануло куда-то вправо, едва не сбив с ног. Варвара ахнула и зажмурилась от неожиданности, когда почувствовала жесткий захват и чужую ладонь на лице, а за спиной – холодную стенку холодильника. Дышать оказалось нечем. И она вцепилась зубами в чужую руку.

– Ой, черт! – мгновенная свобода и раздраженный голос: – Опять ты! Чего тебе не спится, а?

Варвара распахнула глаза: на фоне разгорающегося утра – Фадеев. Та же черная футболка, потертые джинсы, усталая и небритая физиономия. Взгляд суровый исподлобья. К знакомому пряно-древесному запаху прибавился едва уловимый – салата и копченостей. Варвара сглотнула:

– Вы нормальный вообще? Чего вы здесь делаете?! – она отступила от стены, отодвинулась на безопасное расстояние. Плотнее запахнула халат на груди и включила, наконец, свет.

– Судя по всему тоже, что и ты собиралась сделать. Ужинаю, – безопасник небрежно взглянул на нее, спрятав лукавую ухмылку, кивнул на стол: на большой круглой тарелке красовался бутерброд. Лист салата, сыр, горчица, толстый кусок ветчины под парой кружков помидора. Все на внушительном куске ржаного хлеба.