Она моя - Елена Тодорова

— Хорошо, — так же покорно соглашается на это, как и на все остальное в последние дни.

По привычке наблюдаю за тем, как царевна идет к двери. Лишь убедившись, что удачно добралась, направляюсь к развалившемуся у бассейна Янушу.

— Какие люди и без охраны, — проговаривает он с нескрываемым скепсисом. И сразу переходит к делу: — Вы два дня не были в «Комнате». И не дозвониться до тебя. Какие проблемы?

— Вообще-то я уже объяснял. Кате нужен перерыв.

— Сдаешь, брат, — фыркает Ян.

Сжимаю зубы так крепко, что слышу их скрежет.

— Не тебе делать оценку моей работе.

— Какого черта ей нужен отдых? Разве ты заставлял ее там в чем-то участвовать? А, погоди… Принцесса расстроилась из-за того, что ты напихал той сучке? Банальные бабские манипуляции, — пренебрежительно раскатывает по слогам. — И ты ведешься, отстрачивая нашу цель.

— Будь добр, свали на хрен на пару дней. Мне нужен дом, — все, что я выдаю в ответ на его тупой треп.

Ян морщится и неохотно поднимается с лежака.

— Свалю, если сегодня вы будете в «Комнате», — имеет наглость ставить мне условия.

— Завтра, — информирую по факту.

— Что завтра?

— Завтра будем, — так я решил, и так будет.

Брат недовольно вздыхает. Набрасывая на спину полотенце, пытается пробрать меня осуждающим взглядом.

— Я правда не понимаю, что с тобой происходит. Какого хрена ты с ней носишься? Она, блядь, какая-то особенная? Инопланетная? Она, сука, даже не одна из нас. Она дочь вора и убийцы! Ничего ей не будет, — расходится Януш сильнее обычного.

Я какое-то время неподвижно стою, задерживая дыхание. Намерен подавить в себе мигом вскипевшую ярость. Не привык чуть что давать ей выход. Но в последнее время, стоит признать, ее столько скапливается, не успеваю переваривать и выдыхать.

Злит уже не просто то, что Януш смеет говорить что-то о Кате. То, что он пытается управлять моими эмоциями и играть моим отношением к ней. То, что он, мать вашу, замахнулся вырвать ее у меня из груди, тогда как даже я сам не в силах ее у себя отобрать.

— Заткнись и вали, Ян, — выдыхаю жестко, тихо и медленно.

— Считаю, ее нужно включить непосредственно в процесс. Тогда сразу прозреет. Может, даже подобреет. Спесь свою королевскую скинет. Не хер там сидеть с постной миной. Потоцкий, если и зацепится за нее взглядом, подойти не решится, — все это выдает между делом, не прекращая натирать полотенцем шею и собирать свои манатки. Хотя на мгновение он все же останавливается. Смотрит на меня с видом, будто гениальную идею сгенерировал. — Слушай, правда, надо, чтобы она хотела секса. Сделай так. Ты же знаешь, как работает на мужика, когда девка голодная, — вскинув брови, ухмыляется. — Раскрепости, пусть потечет. И пусть каждый это почувствует, — распинается, не подозревая, что внутри меня бурлит ярость на пару с дикой ревностью. Тем самым чувством, которое я так и не принял и не научился контролировать. Оно рвет в клочья грудь, продирая путь внутреннему зверю. Вновь задерживаю дыхание, понимаю, что рвануть может в любую секунду. А Януш после короткой, но многозначительной паузы вдруг добивает: — Сделай. Или сделаю я.

Давая выход скопившемуся гневу, действую исключительно рефлекторно. Удар приходится Яну прямиком в нос и незамедлительно сбивает его с ног. Громко крякнув, растягивается на влажном кафеле в форме звезды. С дрожащим стоном вскидывает ладонь и пытается остановить заливающую лицо кровь.

— Ты сломал мне нос, — гундосит с изумлением.

Поражение Яна, безусловно, такое же отрешенное, как и все остальные его эмоции. Но удивляться, на самом деле, есть чему. Никогда ему от меня не прилетало. Выбить меня из равновесия до недавнего времени было невозможно. А просто так решать вопросы кулаками — не мой стиль.

— Стоило сломать тебе его еще во Франкфурте, когда ты оставил Катерине ключи и сдал той твари мой адрес, — выдохнув это, шагаю мимо распростертого тела брата к выбежавшей из раздевалки девчонке.

— Что случилось? — испуганно шепчет Катя, влетая мне грудь.

— Порядок, — сжимая хрупкие плечи, не позволяю заглянуть себе за спину. — Пойдем. Перекусим, пока Януш соберет свои кости и уберется на хрен.

Взяв ее за руку, веду обратно на этаж выше. Веду неторопливо и, кажется, будто спокойно. Словно внутри меня в эту секунду не происходят новые смещения каменных плит. Словно ничего критического не происходит. Словно я в это самое мгновение не подбираюсь к пониманию, что мы с ней медленно и неотвратимо летим с обрыва.

Катерина

Естественно, в моей голове роятся сотни вопросов. Почему он называет своих родителей, пусть и не биологических, по именам — Сильвия и Виктор? Почему, в отличие от Федора, Элизы и даже дубины Януша, всегда как будто особняком держится? Почему мы приехали в этот дом? Почему третий день не идем в чертову «Комнату желаний»? Почему он прогнал Януша? И, наконец, за что он его ударил?

В последние дни Тарский излучает какую-то особо мрачную энергетику. Не то что говорить, нет сил смотреть на него. Я все еще пытаюсь собрать обломки своего разбитого сердца, но оно раскрошилось в мелкую крошку, как стекла того самого автомобиля во время аварии. Раскрошилось и рассыпалось по всему телу, раня и причиняя боль при каждом движении.

Я просто учусь с этим жить. Хочу так же смеяться, радоваться простым мелочам, мечтать и верить в хорошее. Иногда, несмотря на притаившуюся в глубинах души грусть, у меня все получается. А потом появляется Тарский, и будто черная туча затягивает собой яркое солнце и безмятежное небо.

Когда мы после легкого перекуса возвращаемся с Таиром к бассейну, никаких следов крови, к счастью, не обнаруживаю.

У бортика приходится снять халат. Не сидеть же в ожидании теплового шока. Вот только оказавшись перед Гордеем в купальнике, мне вдруг хочется сжаться в крохотную точку и исчезнуть. Сама себя ругаю за это нелепое смущение. К чему сейчас, если он видел меня полностью голой? Куда подевались мои смелость и дерзость? Раньше я, дурачась, вмиг сама перед ним обнажалась. Воспоминания слепят глаза, вызывая еще больший стыд.

— Не входи в воду пока. Я переоденусь и вернусь.

Хочу возразить, что я не ребенок. Но опять же не решаюсь с ним сцепляться. Знаю, что сейчас сил не хватит тягаться. Молча киваю и усаживаюсь на кушетку. Обхватывая себя руками, радуюсь, что таким образом можно хоть немного закрыться.

Гордей возвращается быстро.

Цепенею, теряя способность дышать, пока он идет ко мне в одних лишь коротких плавательных шортах. Невозможно не замирать перед этой движимой силой. Ноги, руки, плечи, грудь, шея — все мощью налитое. Всего его хочется касаться… Опять эти глупые мысли… Очень-очень глупые мысли!

Ругаю себя и отворачиваюсь.