Смерть на взлетной полосе - Алексей Макеев

«Эти ребята, которые обслуживали его вертолет, хлебали, наверное, бедолаги, полной ложкой, — думал Гуров. — Не было бы ничего удивительного в том, что в один прекрасный день они сговорились отправить любимого начальника на тот свет. А эта Нелли? «Железная» вдова. Такой бабе заказать человека — как чашку кофе выпить. С шоколадкой. Переживает она, похоже, не на шутку, а значит, супруга своего, суперправильного, любила. И если догадалась, с чьей подачи он пулю себе в лоб пустил, отомстить вполне могла. Сама, конечно, с ножом не бросилась бы, но заказать… Заказать могла. Без сомнения. А уж что касается этого пресловутого отдела научных разработок, тут даже говорить не о чем. Смещенный Курбанский уже не имел такой неограниченной власти, и если в какой‑то неудачный момент он что‑то не по делу вякнул, убрать его могли не задумываясь».

Итог складывался весьма своеобразный. Если из неискренних и заранее «отредактированных» вчерашних официальных бесед следовало, что убить мог только Максим, то из сегодняшних неофициальных выходило, что убить мог кто угодно.

И обиженные «технари», и безутешная вдова, и жадные подельники — все они могли претендовать на роль подозреваемых. Причем в первом и третьем случаях мог иметь место сговор, что значительно осложняло дело.

Чем больше полковник размышлял над этим, тем яснее понимал, что все три направления практически равнозначны, и если начинать последовательно отрабатывать каждое из них, это дополнительное расследование может затянуться на годы.

«Нет, это стратегия бесперспективная, — решил он. — Нужно зайти с другой стороны. С точки зрения мотивов мы дело рассмотрели. Похоже, мотивы были у многих. Попробуем теперь подойти с точки зрения самого преступления. Как действовал убийца? Он каким‑то образом узнал, что в такой‑то момент времени Курбанский будет находиться вместе с Китаевым в кабине вертолета, и подложил туда бомбу. Затаился в неприметном месте, чтобы проконтролировать процесс и в случае надобности внести свои корректировки, для чего и прихватил с собой нож. Что это может означать? Во‑первых, убийца очень хорошо ориентируется в обстановке, следовательно, он — «местный». Во‑вторых, он хорошо знаком с техникой. Может заложить взрывное устройство и знает, куда именно нужно его заложить, чтобы достигнуть цели. Таким образом, у нас есть уже две характеристики — «местный» и «технарь». В‑третьих, он не боится рисковать. Все действие происходит как на сцене, вертолет — на открытой со всех сторон площадке, тем не менее убийца спокойно прячется неподалеку и в нужный момент вступает в игру. Это может означать либо то, что ему нечего терять, либо то, что у него весьма своеобразный, склонный к рискованным авантюрам характер. И железные нервы в придачу. Вот такой вот «крепкий орешек».

Нарисовав мысленный портрет убийцы, Гуров понял, что на сей раз перед ним достойный соперник.

Несмотря на то, что его изыскания пока не дали каких‑то глобальных результатов, он все больше убеждался в непричастности к убийству главного официального подозреваемого. Все новые данные, которые удавалось ему получать, свидетельствовали, что и у многих других были не менее, а иногда и гораздо более весомые мотивы.

А в сочетании со всевозможными несуразностями в доказательствах вина Максима Китаева вообще становилась чем‑то призрачным и эфемерным.

Но кто же тогда настоящий преступник?

Размышляя о том, как было задумано преступление, Гуров не сомневался, что изначально «экскурсию» на вертолет задумал сам Курбанский. Наверняка это «тестирование» было очередной провокацией, которые мстительный начальник время от времени подстраивал Максиму Китаеву.

Парень не входил в число «экипажников», обслуживающих вертолет. Да и машина, если верить рассказу двух друзей, работала отлично. Для чего могла понадобиться эта внеплановая проверка? Ответ очевиден.

Задумав очередной «казус», Курбанский мог поделиться с кем‑то своей остроумной мыслью, и таким образом об этом узнал убийца. Другого способа не существует. Посторонние могли узнать тайную мысль Курбанского только в том случае, если он ее кому‑либо высказывал. А поскольку подобными мыслями никогда не делятся с кем попало, вывод напрашивается сам собой. Несомненно, убийца — либо человек, близкий к самому Курбанскому, либо он близок к тому, кто близок Курбанскому.

Так или иначе, здесь приходилось сталкиваться уже со средой «вышестоящих», а по опыту полковник уже знал, что именно в этой среде с ним меньше всего склонны будут делиться информацией. Воздействовать напрямую не получится, значит, необходима провокация. Нужно сделать так, чтобы убийца сам выдал себя.

Гуров имел полное право проводить официальные допросы. И если до сих пор не пользовался им, то лишь по одной причине — потому что сразу понял, что официальными способами ничего интересного не узнает. Но сейчас он собирался прибегнуть именно к официальным путям. Понимая, что враг затаился и предпочитает наблюдать из укрытия, хотел заставить его переменить тактику.

«Нужен хороший, классический «шмон», — решил полковник. — Нагрянуть туда завтра утром, да и выстроить их всех в лучших традициях приснопамятного Советского Союза. Пускай попрыгают. А то они, чай, и позабыли уже, что в отношении их проверка проводится. Так я напомню. В целом известно мне уже немало. Закинуть одно‑другое словечко, дать понять, что мне известно кое‑что очень интересное, и посмотреть на реакцию. Не может такого быть, чтобы такое трогательное внимание с моей стороны осталось безответным. У моего «тайного друга» было достаточно времени насладиться покоем. Пора уже ему переходить к действиям».

На следующее утро, как и запланировал накануне, Гуров отправился на авиабазу. В этот раз у него не было поводов воспользоваться служебной черной «Волгой». На место он прибыл на такси, начав уже привыкать к такому способу передвижения по городу Покровску.

Около восьми часов машина затормозила возле административного здания, стоявшего недалеко от летного поля.

Пройдя мимо дежурного, который тотчас его узнал, Лев направился прямиком в кабинет Гремина.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он, совершенно не замечая удивленного недоумения на лице собеседника. — Хотел посоветоваться с вами. Мне нужно опросить кое‑кого из ваших сотрудников, и в то же время не хотелось бы слишком уж нарушать ваши трудовые процессы. Как нам удобнее будет поступить? Мне вызывать каждого в прокуратуру, или, может быть, мы могли бы поговорить прямо здесь? Я думаю — какой смысл понапрасну гонять туда‑сюда людей? На мой взгляд, это будет несколько нерационально. Как по‑вашему?

Поколебавшись между двумя одинаково неприятными для него вариантами, Гремин наконец определился с выбором. Он решил, что, если процесс будет происходить поблизости, так сказать, «на глазах», за ним проще будет проследить и, в случае возникновения чего‑то непредвиденного, подкорректировать.

— С кем именно из сотрудников вы хотели бы пообщаться? — стараясь не показывать чувств и эмоций, бушевавших внутри, проговорил он.