Кодекс воровской чести - Вячеслав Жуков

– Ладно. Обойдемся, – сказал Туманов, и вместе с Ваняшиным принялся монтировками отжимать дверь.

На эту процедуру у них ушло около десяти минут. И когда дверь все-таки удалось открыть, и опера вбежали в квартиру, то увидели телохранителя Дубова лежащим на полу в луже крови. Спешка их ни к чему не привела.

Квартира, в которой он жил, была трехкомнатная. Обежав все комнаты, осмотрев кухню, ванну и туалет, Грек с Ваняшиным испытывали недоумение по поводу того, что в квартире явно кто-то шумел, слышалась матерщинная брань, сопутствующая эпизоду драки. И вдруг в квартире оказывается один труп, лежащий на полу с пистолетом в руке. Опера вполне допускали, что Дубов мог сам пустить себе пулю в голову. Но не мог же он сам с собой драться, а что драка была, ни у кого этот факт не вызывал сомнения. Под правым глазом охранника имелась большая припухлость, а верхняя губа была разбита до крови.

Федор потрогал пульс и безнадежно махнул рукой.

– Готов, – сказал он, сожалея, что теперь им не придется побеседовать с Дубовым. Гораздо больший интерес он бы представил для них будучи живым, а с трупом только одна возня. Теперь предстоит вызывать эксперта и следака.

Грек растерянно огляделся. На всякий случай, он даже заглянул за диван и здоровенный шкаф и, не обнаружив там никого, произнес:

– А с кем же он тут махался? Никого нет.

Признаться, это в не меньшей степени озадачило и самого Туманова. И было чему удивляться. Все трое отчетливо слышали присутствие в квартире нескольких людей. Тут, как говорится, ошибки быть не могло. И до сумасшествия дело, вроде бы, не дошло. Не могли же они вот так разом все втроем сойти с ума. Значит…

Федор глянул на балконную дверь.

– Балкон! – крикнул он, метнувшись к двери.

– Там никого нет. Я глядел, – ответил Грек.

Федор рванул дверь. Показалось, подозрительным, что коврик лежащий на балконе, на полу, сдвинут в сторону. И стул, на который садился хозяин квартиры, когда выходил покурить, теперь валяется на боку.

– Когда ты выглядывал на балкон, дверь была заперта или нет? – спросил Федор у Грека. Тот, как зачарованный уставился на майора и заморгал своими черными глазами.

– Погоди, Федор Николаич, дай вспомнить.

Понимая, что воспоминания Грека могут затянуться надолго, Федор махнул рукой, подбежал к ограждению, отделявшему балкон Дубова от балкона соседей. Глянув, Федор увидел, что стекло в балконной двери соседей выбито.

– Вспомнил, Федор Николаич, – радостно воскликнул Грек. – Дверь была не заперта. Точно, не заперта, – добавил он.

– Молодец. Медаль тебе на жопу, – похвалил его майор, пытаясь перелезть через разделительное ограждение. – Вот суки! – ворчал Туманов, опасаясь, чтобы не разорвать сравнительно новые еще брюки.

Грек опять захлопал своими глазенками, предано уставившись на майора.

– Кто, Федор Николаич? – спросил он насчет сук.

– Те, кто были у Дубова. Они не стали ждать, пока мы выломаем дверь. Перелезли к соседям на балкон. Разбили стекло и через проем залезли к ним в квартиру. Не удивлюсь, если еще там будет труп. Хозяина квартиры. Или хозяйки.

Ваняшин оказался более проворным, чем Туманов. Через ограждение перебрался довольно резво. А вот у Грека получилась заминка. Глянув вниз, усатый капитан почувствовал, как у него закружилась голова. Вцепившись побелевшими пальцами в решетку ограждения, Грек охнул и взмолился:

– Леша, погоди меня. Я ж херакнуться могу отсюда. Дай мне руку, Леша.

Видя, как Грек раскорячился и, догадываясь, что это ни к чему хорошему не приведет, Туманов крикнул Греку:

– Не лезь сюда. Выйди в дверь и спустись на лифте вниз.

Грек, как рак стал пятиться назад, а Туманов нырнул в проем, в котором торчали осколки выбитого стекла. Ваняшин последовал за майором.

Едва оказавшись в соседней квартире, опера сразу обратили внимания на входную дверь в прихожей. Она оказалась не запертой.

– Они ушли через эту дверь, – сокрушаясь по поводу случившегося, сказал Туманов. – Хорошо хоть, что никого из жильцов в это время не оказалось дома.

Соседняя квартира располагалась так, что выход из нее был в другой подъезд. И те, кто воспользовался таким отходом, чувствовали себя вполне безопасно. По крайней мере, выходили из подъезда они без лишней спешки.

Прогуливавшаяся возле дома молодая мама с детской коляской, поведала о том, что из подъезда не торопясь, вышли два парня. Если бы они выбежали, то, наверняка, это бросилось бы молодой женщине в глаза. А так, она даже путем и не рассмотрела их.

– Так, обыкновенные с виду ребята, в спортивных костюмах, – сказала она, указав на угол дома, где стояла серая «девятка». – Там стояла машина. Они подошли к ней, сели и уехали.

– Все до смешного просто, – невесело усмехнулся Туманов, когда они вернулись в квартиру Дубова. – Этим двум хотелось нас убедить в том, что тут самоубийство. Но мы будем отталкиваться от обратного. Не думаю, что Дубов прикончил себя сам.

Тоже самое подтвердил и приехавший по вызову главный криминалист Семин. Осмотрев труп, он заключил:

– Тут явные следы борьбы, – указал он на наличие синяка и ссадин на лице Дубова, разбитую губу. – Его убили, – авторитетно заявил Семин.

Получив от Лунька приказ убить Софи, Эдик Дубов поехал исполнять его. Убивать людей, тем более женщину, ему ни разу в жизни не приходилось, поэтому Дуб испытывал легкое волнение. А с другой стороны, пусть это будет местью высокомерной девчонке, чтобы знала свое место.

Однажды, после того, как Дуб уличил Софи в том, что она пронюхала про тайник, который был в квартире Лунька, он предложил поехать к нему и провести ночь в его постели. Думал, что теперь-то уж, она точно согласится. А трахнуть Софи ему хотелось с того самого момента, как первый раз увидел ее дома у вора Лунька. Но не тут-то было. С невозмутимым видом, Софи отвергла его, молодого, предпочитая старому вору. Это обидело, оскорбило Эдуарда Дубова.

– Погоди, дешевка, – пригрозил ей тогда Дуб. – Ты еще будешь у меня в ногах валяться. Не у Лунька. А у меня. Будешь вымаливать пощаду.

И вот, кажется, такой случай представился.

Поднявшись на третий этаж, Дуб уже хотел позвонить, но стоило ему тихонько толкнуть дверь, как она вдруг открылась. Это удивило и в тоже время насторожило. Не дура ведь она, чтобы вот так держать дверь открытой. Если только ничего здесь не случилось такого…

Его опасения оправдались. Войдя, он увидел лежащую на кровати Софи с перерезанным горлом. Невольно, пришла мысль: «Кто, это ее?»

Осторожно ступая по ковру, чтобы особенно не наследить, он приблизился, вглядываясь в смертельно белое лицо. И это та, которую он хотел уложить в постель. Красавица, от легкого прикосновения которой мужчины кончали прямо в штаны. Теперь она – труп. И никому из тех, кто так страстно когда-то желал ее, не захотелось бы глядеть на эту обезображенную смертью женщину.