Жених на замену - Екатерина Шельм

– И так всегда, – с отчетливой болью говорит вампирша. – Лучшие всегда уходят, Рей. Всегда.

– Мы живем свои смертные жизни, у нас знаешь ли, перемены, вроде как…рост. – смущаюсь. Какой к черту рост? Вот же ляпнул.

– Она милая. Влюбился?

– Я? – таращу глаза. – Нет, конечно! Я… нет!

Ребекка странно улыбается.

– Хорошего вечера, мистер Хардман.

Уплывает по фойе. Роняет платочек и двое волков чуть не в драку кидаются, чтобы его поднять.

Подхожу к Виолетте, она холодно вежлива. Отдаю проклятые стаканы лакею и мы идем обратно в ложу.

Во втором акте у вампира и пантеры начинается та самая бессмертная любовь, которую и решил воспеть композитор. В опере это предполагает очень много длинных нудных арий. Только бессмертный вампир и может высидеть вот это вот все… Сворачиваю свои слабые попытки уследить за сюжетом, складываю программку и начинаю исподтишка разглядывать Виолетту.

Влюбился? Да как хоть она могла подумать!

Но, по правде сказать, теперь она выглядит иначе, мой волк явно и очень активно ее одобряет и к маленькой Валле начинают возникать кой-какие очень неблагопристойные желания.

А ведь она та самая, которой я сказал, что любой волк прежде лапу себе откусит. Я погорячился, но кто же знал, что она таки станет двуликой.

Она внимательно слушает завывания на сцене, а я смотрю на нее, почти не таясь. На тонкие волоски на границе прически, на маленькую родинку, прячущуюся за ухом. Мда, много у нее милых секретов, вот бы поглядеть без платья… Кашляю, отворачиваюсь и яростно смотрю на сцену. Это наверняка эхо ауры Ребекки, возбуждение же не выкинешь как стаканчик из-под сидра. Вот и колет, жалит, волнует ее близость. Вовсе не ее заслуга, сидит ведь строго опять, словно аршин проглотила.

Сидим, пялимся на сцену, Виолетта теребит бинокль. Снова выходит кордебалет, она кладет бинокль на колени, и он соскальзывает по платью. Молниеносно ловлю его совсем рядом с тонкими щиколотками и не могу удержаться. Мне нужно знать, а узнать ведь так просто.  Мягко, касаюсь мизинцем ее ноги, поднимая бинокль. Валле напряжена как струна.

– Благодарю. – Шепчет она, выпрямляется еще сильнее, но совершенно обличительно сглатывает.

Теперь я почти уверен, что она смотрит в бинокль только чтобы не смотреть на меня. Что это? Уж точно не омерзение. Пальцы покалывает от остывающего ощущения нежного кружева чулка. Боги, Рейнар, ну еще возбудись от этого как сопливый девственник. Снова якобы скучающе наклоняю голову, чтобы открылся удобный обзор. Ее грудь в декольте так трепетно ходит от частого дыхания. Смотрел бы и смотрел… Сидим, молчим, делаем вид, что с нами ничегошеньки не происходит. Как цивилизованные люди, а не как двуликие. Да будь я сейчас в поместье, со свободной волчицей, уже пинком бы распахивал дверь спальни и…

Яростно смотрю на сцену. Там «сюртук» и «дом на голове» выводят что-то о вечной любви. Давай уже, Ера, хоть ты завали свою пантеру, будь мужиком!

Слева кашель, жене мера что-то нехорошо. Встаю и помогаю вывести ее наружу. Возвращаюсь, сажусь. Мы с Вэл одни в ложе.  Вэ-эл… Как красиво, вот бы вслух так назвать. Что там происходит на сцене? Кажется, вампирский сир и пантера не могут поделить низкорослого Ера в сюртуке.

Вэл крутит в руках бинокль, крутит, крутит, крутит… и он цепляется чем-то за пуговку на перчатке. О, я настороже. Тут же беру ее руку, распутываю ниточку, отдаю ей бинокль, но руку не выпускаю. Под пение умирающего вампирского сира, медленно снимаю с руки Вэл перчатку.

У меня нет на это формальной причины, ничего не придумалось, но так хочется прикоснуться к ее коже. Поднимаю руку и нежно целую костяшки. Мы встречаемся взглядами в темной ложе, во вспышках подсветки со сцены.

Ее глаза горят… Хочет, наконец-то четко вижу, хочет!

Наклоняюсь и целую. Боже… Мягко раскрываю ее губы, она послушна, любопытна и возбуждена. Ее неопытность и желание делают наш поцелуй резким. Не увлекаться, только не увлекаться…

Проникаю в ее рот языком, и она испуганно пытается отстраниться. Удерживаю. Сейчас поймешь, сейчас…

Ее глаза широко раскрыты, я вижу, как они медленно закрываются, когда я начинаю мягко ласкать ее язык, развязней и откровенней не придумаешь. Моя рука уже на ее груди. Боже… Только не теряй голову, Рейнар. Тут половина города собралась и у них полно биноклей.

Сжимаю грудь сквозь платье. Вэл жалобно стонет, ее встряхивает – так сильно она хочет. Меня дважды просить не надо! Тяну к себе на колени. Она всерьез отбивается от меня, щеку обжигает короткая пощечина и моя невеста выскакивает из ложи.

Несколько секунд глупо хлопаю глазами. Что? Куда? Почему убежала? Оба же хотим, так что не так? А! Публичность! Мы же в ложе в чертовом театре. Надо скорее догнать и увезти к себе маленькую мисс ханжество, которой оказывается, так не терпится.

Театр пуст, все зрители в зале, только несколько лакеев дежурят у входов. Вэл стоит у окна неестественно прямая. Испугалась? Да нечего тут бояться, я же осторожно, аккуратно, нежно… Понравится тебе, глупая, сама запросишь еще.

– Виолетта, – подхожу и хочу повернуть ее к себе. Она отшатывается.

– Вы мне обещали, мистер Хардман. Обещали держать себя в руках, не склонять меня… к тому чего я не хочу.

Как будто ледяной водой в лицо. Ах ты, маленькая лицемерка!

– Не хочешь? Правда?

Она густо краснеет.

– Это… особенность оборотней, и она не имеет ничего общего с моими желаниями. Моя волчица находит вас… подходящим для спаривания, но это вовсе не значит, что я нахожу вас подходящим для себя.

Хочется встряхнуть ее покрепче, девственницу эту. Спаривания? Волчица? Ага, конечно. А сама значит белая и безгрешная,  «я не такая».

– Себе-то не врите, мисс Валле. – я наклоняюсь к ней чуть ближе. – Вы находите меня подходящим для себя и чутье вас не подводит.  Я вам подойду, обещаю, идеально подойду, со всех сторон и ракурсов. – Меня ведет от ее близости. Сам уже не понимаю что я там говорю. Вот же она, такая близкая, такая необходимая. Волк внутри весь на взводе и я тоже. Не хочу думать, анализировать, понимать… Это инстинкты? Да плевать мне! Она свободная волчица, я свободный волк и мы хотим друг друга. Зачем все усложнять? К чему?

Ее  тоже ведет, я же вижу. Глаза тянет поволокой. Боги, Вэл, да не мучай ты нас! Нам нужно с тобой сделать это. Необходимо как воздух. Нет… сильнее воздуха…

– Я… – она облизывает губы и меня прошибает искрой. –  …возьму кеб. Не провожайте меня. До свидания.

Она уходит. В этот миг впервые понимаю, почему оборотни так часто насилуют женщин. Потому что ярость от ее ухода бьет волной белого шума – настолько неправильно! Вернуть и точка! Взять, сделать своей и плевать, плевать, плевать на все!! Она даже не человек, волчица. Волчица моей стаи! Она, черт побери, моя невеста. Догнать, засунуть в кеб и задрать пышные юбки!