У вас семь новых сообщений - Стюарт Льюис

Начинается собрание. Выступают африканские танцоры и барабанщики. На них красивые яркие костюмы, движения свободны и естественны, как у диких животных. Впрочем, они не способны отвлечь меня от мыслей об Оливере. Он такой мягкий и заботливый, мне с ним хорошо. Благодаря ему вся эта затея с сообщениями кажется по-настоящему важной. Мне нужно понять, что произошло в вечер смерти мамы, и недостающее звено во всем этом – Коул. Не знаю, что я в итоге выясню, но Оливер будет в этот момент рядом.

Танцоры встают в круг, а потом поднимают руки, образуя экзотический цветок. Я понимаю, что мне бы хотелось рассказать маме об Оливере. Она была не совсем обычной мамой. Мы с ней разговаривали как подруги. Она никогда не читала мне морали, ей хотелось, чтобы я научилась думать своей головой и справляться с трудностями. Мне всегда становилось легче после разговора с ней независимо от темы. Разумеется, мы спорили и ссорились, но довольно редко. Я могла ей все рассказать. Несмотря на то что Жанин тоже неплохо справляется с этой ролью, я в очередной раз остро чувствую, как мне не хватает мамы. Я незаметно вздыхаю. Это чувство оставит меня хоть когда-нибудь?

По дороге домой я захожу в мамину студию. Уборщица, завидев меня, тянется за тряпками и моющим средством, но я останавливаю ее:

– Нет, gracias.

Поднявшись наверх, включаю мамин ноутбук, и меня вновь приветствует знакомое фото. На мне фиолетовая водолазка, о существовании которой я не помню. Думаю, она не моя. Мы каждый год снимали дом в Нантакете, и иногда предыдущие жильцы оставляли там вещи, которые мы брали себе. Интересно, где теперь хозяйка этой водолазки?

Я закрываю глаза и говорю себе, что это надо взять и сделать. Я открываю файл под названием «Луна». Он создан примерно за месяц до ее смерти. Это что-то вроде дневника, в котором всего три записи. Я читаю первую.

Когда мы в первый раз привезли тебя домой из больницы, отец страшно боялся, что что-то случится. Три первые ночи он пел тебе и пытался что-то рассказывать. Он отказался от самого большого проекта в своей жизни только для того, чтобы побыть дома с тобой. Я пыталась отправить его подышать воздухом, придумывала, что мне что-то нужно, чтобы он хоть ненадолго оставил нас с тобой одних. Он был таким искренним, таким заботливым, что я сказала себе: «Никогда его не оставлю». С тех пор прошло больше десяти лет и многое успело измениться…

Мама всегда была со мной довольно откровенной, но как мало мы на самом деле знаем о тех, кого любим? Странно, что она написала это мне, но ничего не сказала. Такое чувство, будто мама знала о скорой смерти.

Я смотрю на быстро темнеющее за окном небо и думаю об отце. Мне бы пригодилась эта забота в будущем, но он всегда находился далеко. В честь моего четвертого дня рождения мама устроила вечеринку, на которой присутствовали в основном взрослые. Она находилась на последнем месяце беременности, а отец по какой-то причине не смог приехать. Конечно, я была совсем маленькая, но помню свое отчаяние, потому что толком и не общалась со своими друзьями. Когда тебе четыре, дети приходят на твой день рождения, чтобы поесть вкусного, а подарки все равно выбирают родители. Мама была почти счастлива, что папа не приехал. Она находилась на последнем триместре, но все же позволила себе бокал шампанского. Я задула свечи на торте, и мне стало совсем грустно.

…твой отец остался таким же, но я, боюсь, изменилась. Когда мы познакомились, мне было почти все равно. Но он делал все правильно. Он заставил меня почувствовать себя единственной в своем роде. Я наконец стала центром чьей-то вселенной. Но все это было иллюзией. Просто тогда этот мираж меня захватил…

Интересно, она сейчас говорит о том, что я чувствую с Оливером? Когда мы рядом, я испытываю странное, почти болезненное чувство, что-то ноет внутри, и это сводит меня с ума. Может быть, из-за этого люди и режут себе вены? Возможно, за этим переживанием и гнался папа Жанин, которого она застала с женщиной в костюме, как у Халли Бери в «Бэтмене» и с плетью в руках. Я, кажется, начинаю понимать, как можно получать удовольствие от боли.

…а теперь отпускает. Что-то меняется, и я не в состоянии ничего с этим поделать. Меня будто тянет вниз, и я падаю все быстрее с каждым днем. Есть человек, с которым меня многое связывает уже очень давно. Он заставляет меня выходить за границы, которые я себе установила. Он любит меня, да. Он желает меня, да. Он хочет, чтобы я была счастлива. Ему это доставляет удовольствие. Твой отец делал меня счастливой очень долго, но я не знаю, может ли кто-то делать это всю жизнь. Люди – живые существа, и чем глубже уходят наши корни, тем более сложным и странным будет цветок. Я не думаю, что твой отец понимает, кем я стала…

Я не уверена, что понимаю сама. Не уверена, что узнаю ее. Ум моей матери всегда был ясным и острым, а здесь я чувствую какую-то мягкость и расплывчатость. Я замечаю, что у меня вспотели ладони. Я мою руки над крохотной раковиной, беру из холодильника бутылку «Пеллегрино» и наливаю себе в стакан, но не пью, отставив его в сторону и продолжив чтение.

…это не его вина, тут нет виноватых. О, Луна, надеюсь, я пишу доступно. Понимаешь, он уверен, что у меня роман на стороне. На самом деле это не так. Но я чувствую, как скольжу куда-то вниз. Конечно, ты еще слишком юная, чтобы это понять, поэтому я и пишу, вместо того чтобы просто рассказать. Большая часть моих друзей решила бы, что я свихнулась, а другие выслушали бы меня только для того, чтобы посплетничать. Все, кого я знаю, за исключением Ричарда, осудили бы меня, расскажи я им все, или разболтали бы мой секрет.

Я плачу. Где ты теперь, мама? Почему не ты пошла со мной в магазин за первым бюстгальтером? Почему я вынуждена просить совета у Жанин? Я так злюсь на нее, что мне хочется выкинуть ноутбук в окно. Я жадно глотаю воду и тут слышу, что в замке поворачивается ключ. Сердце едва не выпрыгивает у меня из груди, и я резко выплескиваю остатки «Пеллегрино» в горшок с засохшим цветком.

– Ой, привет, – здоровается со мной слишком уж разодетая женщина. За ее спиной я вижу молодую пару в одежде от «Гэп».

– Здравствуйте, я не думала…

– Ты, должно быть, дочь Жюля.

– Да, привет.

– Я Кит Лэнгли из агентства по недвижимости «Сити-хэбитэт». Твой отец вчера выставил квартиру на продажу. Нам подождать?

– Нет, все в порядке. Я в любом случае собиралась уходить.

Кажется, я еще вся в слезах. Я хватаю сумку и выхожу, пытаясь делать вид, что все нормально. Спустившись на четвертый этаж, слышу, как Кит наверху описывает квартиру: «Уютная. Залитая светом». Мне срочно нужно поговорить об этом с отцом. Почему он со мной не посоветовался? Неужели он боялся, что я там что-то найду? Поздно.

Улицы уставлены черными пакетами для мусора. Мойщики окон свистят мне вслед, и я понимаю, что пусть грудь и меньше, чем у Жанин, но тоже вполне заметная. Распустив волосы я вполне могу сойти за восемнадцатилетнюю. Дома я тут же иду к отцу.

– Ты выставил на продажу мамину квартиру?