Ненавижу тебя, сосед - Лина Манило

—Куда это она?— хлопает Никита длинными, как у девчонки, ресницами, глядя вслед убегающей Ясе.

—Не знаю. Может, пойдёшь и посмотришь? Ты же вроде ей в парни метишь.

«Не дай бог»,— бурчит Веснушка, не отрываясь от экрана.

—Да ну, чего рефлексировать?— беззаботный Никита снова достаёт телефон и читает какое-то сообщение.— Может, в туалет захотела. Что я там забыл?

И правда.

Проходит пять минут, Яся не появляется, и даже Веснушка нервно ёрзает на кресле, но пока ещё не бежит следом.

А я… внезапно, сам от себя не ожидая, поднимаюсь и покидаю зал.

Надеюсь, Синеглазка, у тебя всё хорошо. Но зная реакцию её организма на воздушную кукурузу, всё может быть как раз наоборот.

Непереносимость многих запахов — моё личное проклятие, с которым ничего не поделаешь, а в зале, рядом с надушенным Никитой, который так упорно настаивал «вкусить яства», буквально заставлял «съесть хоть зёрнышко», стало вовсе невыносимо.

Меня выносит удушливой волной из зала — не могу больше терпеть, мне срочно нужно на воздух. Сбегаю. Лёгкие обжигает, не хватает кислорода, а грудь будто бы раскалённым обручем сжимает. Проношусь мимо буфета и касс, прямо к стеклянной двери, а слёзы градом из глаз.

Когда дверь наконец остаётся за спиной, упираюсь руками в колени, наклоняюсь, со стороны похожая на марафонца, дошедшего до финиша. Дышу через открытый рот, хватаю кислород вперемешку с автомобильные выхлопами. Постепенно, вдох за выдохом, мир становится чётче, обретает краски. Фух, отпустило.

Становится легке. Я могу уже без слёз смотреть на прохожих, и не нужно сгибаться пополам, чтобы очистить лёгкие. Выравниваюсь, растираю влагу по лицу, а макияж, наверное, безбожно поплыл. Вот это свидание! Незабываемое, чтоб его. Оборачиваюсь, смотрю на своё потрёпанное отражение на стеклянном полотне двери, поправляю взъерошенные кудри, которые уже не кудри вовсе, а так, едва заметные волны. Тьху, все усилия пошли прахом — причёска превратилась в убожество.

Достаю из сумки салфетку, протираю глаза, но вдруг что-то отвлекает от отражения — кто-то, идущий по фойе, что-то ищущий.

Это Лавров! Чёрт, зачем он здесь? Зачем он вообще припёрся? Кто его звал?

О том, что приступ был связан именно с ним, думать себе не позволяю, но, чёрт возьми, Демид внёс свою лепту. Оказывается, я всё ещё боюсь его гадостей, не могу смириться, что он снова вернулся в мою жизнь.

«Ненавижу», — черчу пальцами на запотевшем от моего дыхания стекле, и Лавров будто бы чувствует меня, безошибочно находит, сужает тёмные глаза до тонких щёлочек, а ноздри едва заметно трепещут. Когда его взгляд так чётко на мне фокусируется, поздно бежать.

Приближаясь ко мне, Демид с каждым шагом наращивает темп, толкает дверь, а я с ойканьем отпрыгиваю назад, чтобы не зацепило. Сжимаю в руках бумажную салфетку, концентрирую всю свою ненависть на кончиках пальцев, и белые хлопья опадают на землю.

—Что ты тут делаешь?— шиплю, хотя голос всё ещё слабый, я не могу его контролировать.

—Пришёл на двойное свидание,— хмыкает, ощупывая моё лицо взглядом.— Ты бледная.

—Обычная! Что ты тутделаешь?!— для наглядности взмахиваю руками, обвожу улицу.

—Воздухом вышел подышать,— огрызается, сверкая тёмными глазами, смотрит на меня с характерным прищуром, похожий на огнедышащего дракона больше, чем когда-либо прежде.— Что, предательница, решила, что я в своём уме мог за тобой сунуться?

Фыркает, плечами передёргивает, будто бы ему сама мысль о заботе обо мне отвратительна. И да, я не верю, что Лавров по своей воле мог за мной пойти.

—Ха, наивная. Мне просто надо было покурить.

Хлопает себя по карманам, будто и вправду что-то идет там.

—Ты не куришь.

—А вдруг начал?

—Не начал,— мотаю головой, потому что Демид спортсмен и вообще, ЗОЖник.

—Ладно, дыши своим воздухом, не смею отвлекать,— натягиваю на лицо самую беззаботную маску, но руки всё равно дрожат.

Возмужавший Лавров загораживает вход в кинотеатр, пользуется тем, что на улице пусто и никому не нужно внутрь.

Чтобы вернуться в зал, мне придётся каким-то образом его обминуть… да уж, задачка не из лёгких. А ещё мучает одна мысль, которая всё это время вертелась на подкорке, а теперь рвётся наружу:

—Ты это специально?— подхожу к Демиду вплотную, тычу в его грудь пальцем, задрав голову, в глаза смотрю.

—О чём ты, блаженная?

—Свидание это… попкорн, парфюм Никиты… всё, что доконать меня может, из колеи выбить… вообще вся эта ситуация — твоя идея?

Демид молчит, смотрит на меня, а я бью его кулаком в грудь. Его молчание — лучшее подтверждение моей правоты.

—Да где ты снова взялся на мою голову, придурок?!— шиплю, и слёзы на глазах выступают.— Жила себе спокойно, а тут снова ты и твои шутки дурацкие! Так и знала, что всё это какой-то розыгрыш, чувствовала, что без тебя не обошлось. Никиту подговорил, да? То-то я думаю, он активный такой. Ненавижу тебя, слышишь?!

Снова тычу кулаком в стальную грудь, Демиду надоедает: он обхватывает мои запястья и дёргает на себя, утаскивает за собой в темноту, подальше от входа.

—Отцепись, больной!— ору, барахтаюсь, борюсь за свободу.

—Не дёргайся,— предупреждает внезапно слишком низким голосом.— Что, понравился Никита, да? Решила, что он будет классным парнем, который тебя на руках носить будет? Принца себе нафантазировала?

—Тебе какое дело?!— вскрикиваю больше от обиды.— А если понравился? Да-да, слышишь? Очень понравился! Влюбилась до смерти!

—Правильно сделала,— хмыкает, и его лицо слишком близко, чтобы суметь увернуться. В полумраке его глаза кажутся чёрными провалами, бездонными и слишком глубокими.— О-о-о, Никита — отличный парень.

—Замечательный,— киваю.

—Да-да, он именно такой. И я к его интересу никакого отношения не имею. Представь себе, я тебя тоже увидеть сегодня не ожидал,— Демид слишком злой, и слова вылетают из горла со свистом.— В страшном сне тебя видеть не хотел.

Неужели, правда?

Демид прижимает мои ладони к своей груди, а под футболкой лихорадочно бьётся сердце, отдаётся вибрацией во мне.

—Никита будет отличным парнем для такой дурочки, как ты. Так что, совет да любовь. Мешать счастью не буду.

Его губы в миллиметрах от моих, дыхание щекочет, а свободная рука ложится на затылок, фиксирует.

—Давай, Синеглазка, иди к своему принцу. Он изнывает от любви,— шепчет в уголок моего рта.

—Козёл,— тоже шёпотом, и что-то внутри замирает, сладкое до боли.— Ты невозможный идиот.

—А ты предательница,— влажным касанием на губах, и тысячи колючих иголочек щекочут кожу на затылке. Демид почти целует меня, но вдруг каменеет за мгновение до решающего шага.— Иди к нему, Синеглазка, он ждёт.