Харламов. Легенда хоккея - Екатерина Мишаненкова

Наши хозяева были разочарованы таким ответом. Слишком большие надежды возлагали они на этот матч, ведь победа «Филадельфии Флайерс» должна была реабилитировать профессиональный хоккей в глазах его многочисленных поклонников. Оба советских клуба – и «Крылышки» и ЦСКА – выиграли свои турне. Профсоюзные хоккеисты одержали три победы и проиграли только один матч. Мы, как я уже говорил, набрали к приезду в Филадельфию пять очков из шести возможных. И это, конечно, потрясло спортивную общественность Северной Америки. В одной газете задавался вопрос, не русские ли в конце концов изобрели хоккей. В другой после нашей победы в Нью-Йорке через всю страницу звучал призыв: «Отдайте им Кубок Стэнли, пусть только уедут домой!»

И вот теперь – последний шанс НХЛ.

Разумеется, мы знали, что нам противостоит чрезвычайно сильный клуб. Разумеется, мы хотели выиграть. Но в то же время понимали; что силы уже во многом не те, что были накануне первого матча. В сущности, Суперсерия практически существовала только для «Крыльев Советов» и ЦСКА, в то время как американские и канадские клубы проводили лишь по одной игре и имели возможность заранее изучить нас, посмотреть, как мы действуем в атаке и обороне, как строим контратаку, как защищаемся в меньшинстве. Для нас же каждый соперник был загадкой, величиной неизвестной. Добавьте к этому, что в спорте успех во многом зависит от душевного подъема, от страстности, с которой борются за шайбу или за мяч соперники, и вы согласитесь, что собраться на один-единственный матч проще, нежели на четыре, сыгранных за короткое время. А ведь каждый из наших партнеров был достаточно авторитетным, и одолеть его нам хотелось не меньше, чем клуб «Филадельфия Флайерс».

Естественно, что к последнему матчу мы были уже весьма потрепаны, но эти потери были, так сказать, естественными, неизбежными, поскольку в хоккейной игре, даже самой корректной, может случиться всякое. А тут еще за океаном играют во многом в другой хоккей, нам непривычный, и поэтому накануне серии была достигнута договоренность, что матчи будут корректными, что печальные случаи, имевшие место во время встреч со сборной Канады в 1972 году и во время игр с командой Всемирной хоккейной ассоциации (ВХА) в 1974-м, не повторятся.

Мы предупредили, что можем прекратить матч и даже прервать серию, если хоккеисты НХЛ нарушат соглашение и предложат нам вместо хоккея одну из разновидностей бокса на льду. На мой взгляд, все наши соперники до игры в Филадельфии придерживались соглашения, и если случались все-таки у северо-американских команд отступления от договоренности, то они не носили злостного характера. И вдруг такой дикий взрыв страстей!

Переводчик команды знакомил нас с местной печатью, с прогнозами на каждый матч и на всю серию, и мы знали, какое громадное значение придается заключительному поединку. Однако все же полагали, что это будет корректная игра, такая же, как в Нью-Йорке, Монреале и Бостоне. Еще накануне наших первых матчей канадская печать, обсуждая предстоящую «встречу в верхах на льду», обращала внимание на необходимость соблюдения корректного поведения спортсменов и называла самым позорным эпизод, который произошел в 1974 году во время матчей советских хоккеистов с командой ВХА, когда Рик Лей ударил меня после свистка, извещавшего о конце периода. Но я понимал, что соображения прессы – одно, а канадская хоккейная практика – другое.

Я понимал, что мне будет нелегко, и заметка из «Филадельфии Дейли Ньюс», гласящая, что «в воскресенье они встретятся снова, Бобби Кларк против Валерия Харламова – ЦСКА против «Филадельфии Флайерс», говорила о многом.

В НХЛ и ВХА немало «звезд». Наша публика видела Кена Драйдена и Бобби Халла, Горди Хоу и Фила Эспозито, Питера Маховлича и Бобби Кларка, Ги Лапойнта и Ивэна Курнуайе. Но самый знаменитый, самый сильный игрок в истории профессионального хоккея – защитник Бобби Орр. Сожалею, что я так и не увидел Орра в деле: бесконечные операции колена замучили этого выдающегося хоккеиста. Впервые против советских мастеров Бобби сыграл лишь в сентябре 1976 года, когда по необходимости должен был остаться в Москве, в госпитале. Так вот, накануне матча в Филадельфии Кларк, вспомнив Орра, подлил масла в огонь. Он писал: «Харламов? Поскольку Бобби Орра на льду нет, то он, возможно, лучший игрок, которого вы когда-либо увидите. Я не могу описать, как он хорош. Он быстр, у него множество финтов, он выполняет их на высшей скорости. Он умеет все. Он так же быстр, как Ивэн Курнуайе. Но Курнуайе не может контролировать шайбу настолько же хорошо, как Харламов…» Потом, когда ван Имп и его партнеры начали «охоту», я думал, что они внимательно читали рассказ Кларка о хоккеистах ЦСКА.

Повышенное внимание к подготовке к этому матчу, да и ко всей серии в целом уделялось хоккеистами НХЛ и потому, что за океаном превыше всего ставится клубный хоккей. И если у нас сборная – главная команда, если каждый спортсмен – в любом виде спорта – мечтает попасть в сборную, считает это самой высокой честью, то там, в профессиональном хоккее, значительно большее внимание уделяется клубам, болельщики просто убеждены, что клубы сильнее, нежели собранные с бору по сосенке хоккеисты.

И последнее. О судьях. Судили матчи по очереди наши арбитры и арбитры НХЛ. И вот так получилось, что – по заранее составленному графику – судья был на этот раз представителем НХЛ. Впрочем, и матчи с другими самыми сильными клубами, с «Монреаль Канадиенс», например, судили канадцы или американцы…

…Бесчисленные драки, удары исподтишка, стремление вывести соперника из строя, запугать его, давление, которое не укладывается в рамки какого-либо разумного принципа ведения игры, – все это складывается в антихоккей, где класс хоккеиста уже ни при чем. Вот почему 11 января 1976 года у нас создалось ощущение, что нам противостоит команда роботов, неудачно запрограммированных.

Кстати, дальнейшие события в чемпионате НХЛ и розыгрыше Кубка Стэнли показали, что я недалек от истины в своих оценках: «Канадиенс» весной уверенно переиграла «Флайерс» и буквально разгромила филадельфийцев в розыгрыше главного приза НХЛ. Хоккеисты Монреаля выиграли четыре матча из четырех, и остальные три игры им уже не понадобились.

Я знаю, что не только мы, но и заокеанские любители спорта с сожалением восприняли события, происшедшие в Филадельфии. «Вашингтон пост» писала: «Возможно, «Флайерс» и сильнее… но, к сожалению, мы этого никогда не узнаем, и советские хоккеисты всегда будут иметь оправдание, почему они не показали всего, на что способны: они пытались спасти свою жизнь».

Кстати, в Филадельфии поняли, кажется, что антихоккей не приносит пользы команде: «Флайерс» отчислил Шульца-«Кувалду».

Этот матч мог стать праздником. А остался дурным воспоминанием, самым большим шагом в сторону от развития замечательной, популярнейшей игры нашего века. Игры волнующей, увлекающей, восхищающей миллионы людей.

Но этот матч, к счастью, – исключение. Я помню другие матчи, сыгранные на разном уровне, против разных соперников. Они дарили нам радость, приносили чувство гордости и за партнеров, и за соперников, и за свою игру. И как бы ни складывалась моя судьба в спорте, в какой бы последовательности, в какой бы пропорции ни чередовались взлеты и неудачи, я один из самых счастливых людей, потому что могу рассказать о настоящем большом хоккее.