Королева Аттолии - Меган Уэйлин Тернер

преданность королю, – поддел Эвгенидес.

– Губительный, – заметил волшебник.

– Верно, но они считают, что осторожность не помешает, – сказал Эвгенидес. – Кто знает, может быть, вы захотите таким способом вернуть себе доброе имя. Вы не обратили внимания на краткие переговоры на краю лощины? Командир не хотел оставаться наверху. Не хотел отпускать королеву с вами одну.

Волшебник слышал краткий разговор, но не понял его смысла. Он напомнил о том, что для него было очевидно:

– Но мы же тут не одни.

И верно, Эвгенидес лежал среди мха меньше чем в двух шагах.

– Все равно что одни. Меня уже никогда не будут считать ровней опытному солдату вроде вас. – Невысказанным осталось, что он уже никогда и никому не будет ровней. В его словах была сухость – но все-таки не горечь.

Королева сочла нужным кое-что объяснить. Она заговорила тихо, но в словах слышалась резкость:

– За свою жизнь Эвгенидес приложил много сил, чтобы его считали никуда не годным воином, и в конце концов люди поверили в это. Теперь ему приходится мириться с плодами своих трудов, хотя они далеко не всегда сладки. Сядь и ешь, – сказала она своему вору, и на сей раз он наконец приподнялся и сел.

Ел он левой рукой. Другая рука с крюком лежала на коленях.

– Когда ты надеваешь крюк, а когда – накладную руку? – спросил волшебник с прямотой, удивившей королеву.

– Рука меньше выделяется, – ответил Эвгенидес, ничуть не обидевшись. – Но пользы от нее никакой. От крюка толку гораздо больше. Вот я и колеблюсь между тщеславием и практичностью.

– А когда прекратишь колебаться, где остановишься? – спросил волшебник.

Эвгенидес пожал плечами:

– В сумасшедшем доме… Или в маленьком уютном домике в пригороде, среди книг.

Волшебник заподозрил, что за его вкрадчивым голосом скрывается какая-то скверна, подобно тому как под покровом из листьев таится яма-ловушка. Волшебник не стал рисковать и сменил тему.

– Расскажете мне легенду о Геспире? – попросил он Эддис.

Прежде чем ответить, Эддис подняла голову и посмотрела, высоко ли стоит солнце.

– Расскажу, если хотите. Время есть. Эвгенидес, если хочешь опять лечь, положи голову мне на колени.

Волшебник приподнял брови. Обе, заметила королева. С недавних пор Эвгенидес взял манеру насмешливо приподнимать всего одну бровь, и Эддис задавалась вопросом, кому он подражает. Эвгенидес опустил голову ей на колени. Она задумчиво попыталась разгладить складку у него между бровей. Знала, что волшебник поражается его дурному нраву.

– Это мы посылаем весточку королеве Аттолии, – объяснила она волшебнику, хотя продолжала смотреть на Эвгенидеса. – Мои стражники увидят, что я проявляю к своему вору всё больше нежности, и станут сплетничать. Слухи дойдут до аттолийских шпионов, те передадут их Релиусу, главе ее разведки, а уж он перескажет их ей.

– Он секретарь ее архивов, – пробормотал волшебник.

– Что-что? – переспросила королева.

– Секретарь архивов, Релиус. Называть его главой разведки было бы слишком…

– Слишком откровенно?

– Чересчур прямолинейно, – уточнил волшебник.

Эддис рассмеялась.

– Аттолия ничего не знает о деятельности Эвгенидеса? – спросил волшебник.

– Как не знал до сих пор Саунис, – подтвердила королева.

– И что же изменило эту ситуацию, позвольте спросить? Я приятно отдохнул в вашей резиденции, но туда не доходят никакие вести.

– Я не знала, что вы питаете интерес к ботанике, – заметила Эддис.

– Я-то не очень. У меня есть друг. У него не хватает здоровья путешествовать, поэтому знакомые привозят ему образцы и рисунки. Как продвигается ваша война? – спросил он, не желая, чтобы его уводили в сферу научных интересов.

Эддис улыбнулась:

– Обнаружив, что Аттолия предала его, Саунис со всей любезностью ослабил блокадную петлю, затянутую Аттолией на шее Эддиса. Мы получили несколько караванов зерна и других припасов в обмен на обещание продать ему пушки. Обещание, которое мы, к сожалению, не сможем выполнить.

– Значит, вы превратили двустороннюю войну в трехстороннюю?

– Войну, в которой нам не победить, в такую, где мы можем остаться в живых.

– Почему бы не взять Сауниса в союзники против Аттолии и не начать войну, которую вы сможете выиграть? – спросил волшебник.

– Потому что в качестве союзника Саунис захочет провести свои войска через Эддис, а пока я на престоле, этому не бывать, – с твердой решимостью заявила Эддис.

– Понятно, – протянул волшебник. – И пока не закончится эта война?..

– Вы останетесь пленником в Эддисе, – закончила королева. – Простите. Мы постараемся устроить вас как можно удобнее.

Волшебник вежливо кивнул.

– У богини Меридиты был сын от кузнеца. Вы знаете Меридиту?

– Да, – ответил волшебник.

– Отлично. – Королева начала рассказ.

* * *

У богини Меридиты был сын от кузнеца. Необычен был этот союз, и поговаривают, что его хитростью подстроили другие боги, но, какого бы мнения богиня ни была об отце, в сыне она души не чаяла. Его звали Горреон, и рос он под ее неусыпным присмотром. Жены у кузнеца не было, отец и сын жили одиноко, и Меридита время от времени навещала их, чтобы посмотреть, как растет мальчик. Он работал бок о бок с отцом, с ранних лет учился его ремеслу. У него был дар, без сомнения унаследованный от матери. Все, что он делал, получалось наилучшим в своем роде. Еще в юности он ковал подковы легче и прочнее, чем у остальных. Его клинки были острее, мечи никогда не ломались.

Его отец всегда был суров, а с годами стал еще угрюмее. Он завидовал сыну. В конце концов Горреон оставил кузнечное дело и стал оружейником. Свою мастерскую он устроил глубоко в пещерах Священной горы Гефестии. Он раскалял металл теплом ее огненных недр, а чудовище, прикованное на цепи, раздувало мехами пламя. Говорят, к нему заглядывали поболтать тени, уходящие в загробный мир, и призраки, подымавшиеся обратно, – те, которым приносили жертвы, чтобы они изрекли свои пророчества.

Ему прислуживали мелкие духи гор, но среди людей у него почти не было компании. Считалось, что скованные им доспехи защищали хозяина от любых атак, однако редкий храбрец отваживался спуститься в пещеры и заказать у него что-нибудь. А те, кто отваживался, должны были найти себе проводника – духа или тень, чтобы показал им дорогу в кузницу Горреона.

В один прекрасный день мать пришла навестить сына и застала его в одиночестве и глубокой печали. Он отослал всех мелких духов и сидел в своей кузне, лениво постукивая молотом и глядя, как разлетаются искры. Она спросила, чем он опечален, и была готова всё уладить. Он сказал, что хочет жениться. Конечно, ответила она, ты можешь выбрать любую жену, какую пожелаешь.

Но какая жена захочет быть со мной, спросил он. Богиня присмотрелась к нему и поняла: он прав. Был он некрасив, весь в отца. Ростом невысок, руки огромные, плечи массивные, потому что работа требовала большой силы. Лоб был низкий, брови сходились на переносице, потому что он целыми днями, щурясь, смотрел в огонь. С детства, когда он стоял рядом с отцом, искры от наковальни испещрили его ожогами. В раны въедалась сажа, и шрамы стали черными. Лицо и руки были рябыми. Жил он во мраке, чтобы глаза могли различать малейшие оттенки раскаленного металла. Ну какая жена захочет жить с ним?

А какое мне дело, хочет она или нет, сказала богиня. Пусть выбирает себе любую. А уж богиня Меридита позаботится, чтобы все его желания исполнились.

Но он хотел иметь жену, которая сама пожелает быть с ним. Его душа не лежала брать жену против ее воли. Богиня Меридита поцеловала сына в черный лоб и ушла.

Она долго искала девушку красивую, добронравную и согласную жить в темной пещере, но так и не нашла. Тогда, помня, что красивое лицо не означает, что девушка обязательно станет хорошей женой, она стала искать среди дурнушек. Но даже ни одна дурнушка не соглашалась выйти за человека с рябым лицом, работавшего в темноте среди духов и чудовищ. И ни один отец не выдаст свою дочь за такого мужа, поэтому Меридита снова присмотрелась к красавицам и стала искать