Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

Наконец приступ закончился. Лайтио без сил присел на скамейку, вытирая дрожащими руками мокрые от слез глаза.

— Ах вот оно что. Круг замкнулся. Сюрьянен и дочь Гезолиана. Ты и Сталь. Как у него дела?

— Сталь рассказал, что у Гезолиана белорусский дипломатический паспорт, по которому он беспрепятственно путешествует по Европе. Свадьба Сюрьянена и Юлии состоится в июне, в выходные накануне Иванова дня. Гезолиан собирается приехать.

— А, в июне, — пробормотал Лайтио и снова сунул сигару в рот.

Я отвела взгляд. Сказать было нечего. Я сняла кепку и задумчиво провела рукой по волосам.

— Сейчас же надень обратно! С этими усами и прической Хильи ты выглядишь просто ужасно! Что Сталь делал в Швейцарии?

— Преследовал Гезолиана. И меня.

— Как у Сталя дела?

— Ничего пока. У него нашелся сын, он должен о нем заботиться.

Я рассказала Лайтио историю Дейвидаса и где он сейчас находится. Он лишь покачал головой в ответ.

— Надо же, оказывается, Сталь все еще доверяет Яану Ранду. Хотя, с другой стороны, выбор у него сейчас небольшой. Ну и что же ты собираешься делать? Надеюсь, не планируешь увольняться?

Я ответила, что собираюсь поступать так, как мы договорились со Сталем, а именно не терять связи с Яаном Рандом. Адрес его электронной почты есть на веб-страничке монастыря Сан-Антимо. Он должен догадаться, кто интересуется Дейвидасом.

Затем я рассказала, что мне удалось узнать про своего отца.

— Не знаю, откуда у Давида эта информация, но обычно у него сведения верные. Едва ли отец будет искать меня, но вот Саару Хуттунен полиции следовало бы предупредить.

— Официально это не положено. Но надо подумать, может, в отделении Туусниеми есть кто-нибудь из знакомых, кого можно неофициально попросить об этом. Я уже поступал так пару раз.

— Он находится на принудительном лечении. Неужели оттуда тоже выпускают на свободу?

— Да. В правовом государстве запрещено бессрочное принудительное лечение.

— То есть по закону даже дьявол когда-нибудь вновь окажется на свободе, да? — Я вспомнила слова дяди Яри.

— По медицинским показаниям его, конечно, могут долго держать взаперти. Но, знаешь, тридцать лет — это очень большой срок. Вон Яан Ранд отделался от обвинения в педофилии гораздо скорее. Не знаю, я ведь обычный полицейский. Парламентарии выпускают законы, дело полиции — следить за их исполнением. Знаешь, на время расследования, а другими словами, навсегда, меня отстранили от дел, отняли служебное оружие, права и телефон. Но у меня остались старые друзья, которые всегда расскажут, что происходит. Поэтому не волнуйся. Я смогу точно узнать, собираются ли давать Куркимяки условное освобождение или нет. И лучше действовать незамедлительно.

Флисовая толстовка Лайтио была покрыта слоем кошачьей шерсти. Я вспомнила, как мы встретились в первый раз и как я боялась тогда, ведь он пытался обвинить меня в убийстве, которого я не совершала. Мне было сложно собраться с духом и задать ему следующий вопрос, но Рейска сделал это быстро, по-мужски:

— Сколько они дают тебе времени?

— Если в больнице, то полгода. Но я не хочу. Думаю, что Пасху встречу, хотя она в этом году поздняя. А вот Иванов день вряд ли. Поэтому и хотел встретиться с тобой. Ты же знаешь, Транков передо мной в долгу. Сможет он раздобыть мне оружие? Нелегально. Я не собираюсь сдаваться на милость этих докторов, черт побери. Я уйду тогда, когда захочу сам, в своих штанах и с сигарой в зубах, а не в больничной пижаме и памперсе. Ты единственный человек в мире, кого я могу об этом попросить. Передай Транкову, пусть достанет мне револьвер.

Рейска обещал передать просьбу Транкову, Хилья промолчала. Я тоже была перед ним в долгу: без него я никогда бы не узнала, что у меня есть сестра, и массу других вещей. А я-то еще считала себя умной и хитрой, когда выяснила служебный пароль Лайтио для работы в полицейской базе данных! Позже выяснилось, что он нарочно оставил его мне.

— Ты очень похудел. Давай как-нибудь сходим пообедать в хороший ресторан. В следующий раз, когда смогу выкроить свободное время, приглашу тебя в «Санс Ном».

Это произнес Рейска. Хилья так и не смогла вымолвить ни слова.

— Ну, это только если договоришься, чтобы повар приготовил настоящую запеканку с беконом. Моя баба все время ворчит, что я ем слишком много жирной пищи, и теперь не позволяет ни одной калории пробраться в мою еду. — Лайтио и раньше не слишком обаятельно улыбался, а сейчас его ухмылка и вовсе напоминала гримасу.

— Я пришлю сообщение, когда у меня будет время, и приеду за тобой на такси.

— И кто же из вас приедет?

— Хилья.

— Я, знаешь ли, так до сих пор и не знаю, что в конце концов обнаружилось в бумагах Рютконена. Он преследовал Сталя по закону, ведь тот морочил голову Европолу. Та наша встреча была, конечно, не вполне легальна, но ведь о ней известно лишь нам с тобой да Транкову.

С Давидом Сталем меня связывали нежные чувства, с Транковым — общая тайна. Я начинала его бояться. Полиции, разумеется, он меня не выдаст, но вот насчет Ивана Гезолиана я не была уверена. Перед глазами встал собственный образ в виде бритоголового монаха в длинном одеянии. В монастыре мне было бы гораздо спокойнее, но меня туда не примут — ведь на самом деле я женщина.

— Самое время выкурить сигару, — прохрипел Лайтио. — Вот черт, спички забыл. А в сауне их наверняка нет.

Он осторожно поднялся, я чуть было не бросилась помочь ему. Рейска одернул меня — такой жест мог бы уязвить гордость Лайтио.

Мы вышли. На прощание Рейска по-мужски пожал Лайтио руку, обниматься он не привык.

— Ну, пока. — Он тихонько похлопал старого друга по плечу и пошел прочь.

Сидя в трамвае, Хилья отправила Транкову сообщение: надо обсудить важное дело. Он мгновенно ответил, что возвращается послезавтра, и предлагал вместе прогуляться. Ну и ладно, пусть думает что угодно. Лайтио дал трудное поручение, однако Рейска прекрасно понимал, что выполнить его — дело чести. А Хилья так и не могла решить для себя, правильно ли поступит, если передаст Лайтио оружие для самоубийства.

Бабушка Вуотилайнен снова напекла пирожков.

— Возьми с собой и передай тому милому молодому человеку, что так замечательно нарисовал рысь. Посмотри, она же совсем как живая. Надеюсь, ты уже забыла того, другого мужчину.

«Как бы не так», — вздохнула я про себя, смывая в ванной грим.

Я пообещала зайти в другой раз, когда у меня будет больше времени, и побежала в парикмахерскую. Успела как раз в тот момент, когда Юлия уже расплачивалась. Ей закрасили отросшие корни волос, покрасили ресницы и брови, и она стояла свежая и красивая, сверкая золотой головкой. Рейска наверняка смутился бы рядом с такой красоткой, но, к счастью, они с Юлией никогда не встретятся — уж я позабочусь об этом.