Год сыча - Александр Аде

… Я сижу в «жигуле» и думаю о своем, не забывая наблюдать за входом в магазин. И вот, отделенный от меня потоком непрерывно струящейся воды, в дымчатом костюмчике, белой рубашечке и черных туфлях, держа над головой черный зонт, появляется подопечный. Закидывает в «БМВ» набитые модными шмотками фирменные желтые универмаговские пакеты, ленивой походочкой манекенщика направляется к моей тачке и демонстрирует пачку «мальборо». Открываю дверцу.

– Покурим? – предлагает он.

– Бросил. Ты что, голубой?

– Я серобуромалиновый, – отвечает он с насмешливой горечью. – А ты почему решил, что я гей?

– Во-первых, ни один нормальный мужик с бухты-барахты не полезет к другому, да еще закупоренному в машине, курево предлагать. Во-вторых, извини, внешность у тебя слегка женственная: длинные волосы и все такое. Вот я и подумал, что клеишься.

– Ошибаешься. Я не гомик. – Он залезает в «жигуль», пристраивает мокрый зонтик. – Впрочем, тебе это известно не хуже, чем мне. Играем в открытую. Я давно раскусил, что ты меня пасешь. Только не надо делать наивные глаза. Куда бы я ни ехал, всюду, как бельмо в глазу, торчала твоя «девятка». Сначала это показалось мне совпадением, а потом понял: моя благоверная наняла сыча проверить, не завел ли я хорошенькую наложницу.

– Здорово же я окарался. Слушай, не рассказывай своей жене, что…

– О чем речь, – снисходительно обещает он. – Ты, наверное, новичок?

– В том-то и дело, – смущенно признаюсь я. – Навыков настоящих еще не выработал.

– Ничего, дело наживное. А теперь выслушай мою краткую исповедь. Я – альфонс. Содержан богатой женушки. За моими плечами философский факультет университета, а она с трудом окончила ПТУ. Она старше меня на четырнадцать лет и страшна, как смертный грех. А я далеко не урод. Но у нее много бездарно нарисованных бумажек, именуемых баблом. Она захотела меня – и получила, завернутого в целлофан и трогательно перевязанного ленточкой с бантиком. Я обслуживаю ее в постели. На моем примере можно убедиться: в жизни есть место подвигу, потому что пожелать ее может разве что кобель Мухтар. Однако – следует признать – в моем положении есть свои плюсы. Я не работаю. Каждое утро она дает мне пачку баксов и позволяет развлекаться на полную катушку. Но между нами заключен железный договор. Я не имею права ей изменять. Кругом столько аппетитных девочек, а я должен, скрипя зубами, хранить верность набитому «зеленью» старому толстому мешку.

– Ну и ты, естественно…

– За кого ты меня принимаешь?! – возмущается он. – Это может показаться странным, но у меня есть совесть и свой кодекс чести. Когда вижу голосующую на дороге девчонку, давлю на газ, чтобы избежать соблазна. И долг мужа, поверь, соблюдаю как должно. Вот и этой ночью обслужил свою жирненькую свинку по высшему разряду. Спроси – с радостью похвастается. Впрочем, я заболтался. Надеюсь, ты не передашь моей милой женушке того, что я тут о ней наговорил. Ю андестенд?

– Йес, – демонстрирую я знание английского. – Само собой.

– И еще. Ты получил от меня исчерпывающую информацию: любовниц не имею, супружеские обязанности исполняю в полном объеме. Так что можешь объявить своей работодательнице, что я абсолютно благонадежен. А теперь скромная просьба. Пожалуйста, перестань, наконец, меня пасти. Я не сообщаю супруге, каким неумехой оказался нанятый ею сыч, а ты оставляешь меня в покое. Договорились?

– Нет проблем.

– Ну, бывай, в следующий раз работай профессиональнее, – шаловливо замечает он, вылезая и раскрывая зонт.

Я остаюсь в машине, глядя, как его «БМВ», пятясь задом и резво поигрывая огоньками, выбирается из шеренги припаркованных иномарок и исчезает, чтобы пропасть для меня навсегда. Потом вынимаю из кармана куртки маленький диктофон и прокручиваю запись.

«Дурашка, – мысленно обращаюсь я к тому, кто катит сейчас в блестящем от небесной влаги авто, – я же нарочно тебе подставился. Наняла меня не жена, а любовница твоя, которой ты клялся, что живешь со своей благоверной, как братик с сестричкой, и в последний раз занимался с супружницей сексом еще до эпохи исторического материализма.

Ловкий ты паренек. Любовница твоя внешне ничуть не краше жены. Нашел двух богатых уродливых баб и доишь обеих. Прощай, альфонсино, моя работа выполнена. Похоже, твоей халяве приходит конец. Любовница выпрет тебя да еще сообщит жене – насколько я понял, обид она не прощает. Супружница тоже даст тебе коленом под зад – эта дама не менее крутая. Ничего. Не пропадешь. Вокруг столько состоятельных одиноких женщин, на твою жизнь хватит с лихвой…»

К вечеру тучи опорожняются до донышка и пропадают, будто и не было, и окружающая действительность становится свежей, яркой и четкой. И город кажется большой деревней, пропахшей мокрой травой. Я, как штык, опять на боевом посту – в бывшем своем домишке, в маминой квартирке.

Я не один. Со мной Клара, полненькая, очкастенькая Кло. При виде ее мамины глаза становятся дикими и игривыми. «Барышня по делу», – успеваю шепнуть маме, но на ее лице остается выражение двусмысленное и лукавое.

Клару не пришлось долго уламывать. С полузнакомым мужчиной к черту на кулички она отправилась с удовольствием. Не знаю, что вертелось в ее головенке под почти бесцветными волосами, но, похоже, надеялась на романтическое приключение.

Интересно, что она подумала, очутившись здесь? Может, решила, что у сыча по прозвищу Королек серьезные намерения, и он решил с ходу познакомить ее со своими предками? Как бы то ни было, ведет она себя уверенно, хотя и прикидывается пай-девочкой, церемонясь и скромничая.

Мама удаляется смотреть сериал, деликатно оставляя нас вдвоем.

Надвигается «время Ч».

Не заставив долго себя ждать, во дворе возникает потасканная черная «тойота», когда-то, наверное, вызывавшая восторг эффектным экстерьером. Подогнав под свое зрение подзорную трубу, Клара застывает маленьким изваянием. Она похожа на полководца, обозревающего поле битвы, этакий упитанный загорелый Наполеончик в розовом топике на бретельках и бледно-салатных шароварчиках.

Я стою рядом, вдыхая еле уловимый запах духов, против своей воли представляю ее нежное сдобное тельце, крепкие грудки и переживаю сильное эротическое чувство.

По незримым каналам, связывающим мужчин и женщин, Кло передается мое состояние. Она отрывается от окуляра. Ее чудовищно близорукие глаза смотрят беспомощно и маняще – такой взгляд, должно быть, вырабатывался у женщин тысячелетиями. Губки раскрыты невинно и соблазнительно, как у прилежной ученицы. Чертовка! Сумела-таки меня пронять.

– Глядите, как бы самое интересное не упустить, – мрачно говорю я.

Хмыкнув, она снова утыкается в окуляр. Наш роман закончился, не начавшись.

А на улице события следуют своим чередом. Только что за мордозадым захлопнулась дверь – и вот она уже отворяется, выпуская на свет девчонок в пикантных нарядах.

– Лета! – ошеломленно произносит Кло, обратив ко мне растерянное, как у заблудившегося ребенка, лицо.