Всё сложно - Харриет Лернер

Разумеется, необязательно разговаривать обо всех обидах и несправедливостях, которые нам приходится терпеть. Иногда просто забыть о чем-то – свидетельство психологической зрелости. Однако для разговоров с членами семьи обычно трудно найти достаточно мужества. Если мы выработаем свой голос в отношениях с главными родственниками, это повлияет на все остальные наши отношения, потому что они тоже страдают, когда мы не в состоянии поговорить с членами семьи о действительно важных вещах. Все взаимосвязано. Натуралист Джон Мьюр выразился так: «Пытаясь выхватить что-то одно, мы обнаруживаем, что оно тесно связано со всеми остальными явлениями во Вселенной».

Если вы повысите активность в отношениях с одним ключевым родственником, все остальные ваши отношения тоже изменятся. То, до какой степени вы можете четко говорить в первой семье о том, кто вы на самом деле, каковы ваши убеждения и положение дел в важных сферах жизни, значительно повлияет на качество голоса, которым вы пользуетесь с другими людьми.

Анна обратилась ко мне за помощью в решении проблемы с отцом – сложным человеком. После тяжелого развода пятнадцатью годами ранее он исчез, но теперь, после недавней смерти ее матери, появился вновь. Он, казалось, искренне хотел наладить отношения с Анной и проявлял щедрость и доброту. Но когда они вместе находились в общественных местах, он часто отпускал грубые сексуальные комментарии. Он мог уставиться на женскую грудь и сказать: «Ничего себе! Глянь, какие большие!» – или: «Эх, хотел бы я посмотреть на нее без кофточки!» Анна считала недопустимым, что ее давно потерявшийся отец ведет себя таким образом в ее присутствии. Она очень злилась на него, но ее беспокоило и то, что он может снова исчезнуть, если она вступит с ним в конфликт.

С моей точки зрения, его провокационные комментарии, скорее всего, были проявлением сильной тревоги. И он, и дочь переживали смерть матери Анны, что неизбежно пробуждало воспоминания о прежней семейной жизни, а кроме того, являлось огромной проблемой: им предстояло попытаться восстановить свои отношения. Это незаурядные по эмоциональному накалу события. Я сказала Анне, что она должна ожидать каких угодно осложнений как минимум еще пару лет.

В то время, когда Анна пришла ко мне впервые, она написала своему отцу длинное письмо, где отчитала его за поведение. В неотправленном письме, которое она принесла на сеанс и прочитала мне, среди прочих мелких вопросов говорилось о сексизме, феминизме и его овеществлении и обесценивании женщин. Это важные вопросы, но даже Анна могла предугадать, что это письмо лишь осложнит общение. Письма родственникам – иногда полезный способ дать друг другу возможность говорить правду, когда мы в состоянии изложить сложный вопрос кратко и никого не обвиняя. Но длинные обвинительные письма почти всегда закрывают возможности для общения и вызывают защитную реакцию вместо понимания или взаимного сочувствия.

Я предложила Анне не отправлять письмо. Оно только подлило бы масла в огонь, усилив тревожность ее отца и повысив вероятность того, что он будет продолжать вести себя вызывающе или даже снова исчезнет. Когда мы критикуем людей или читаем им нотации, мы фактически предлагаем им не обращать внимания на наши слова. Это удивительно, что Анна и ее отец вообще смогли общаться после его долгого отсутствия, особенно почти сразу после утраты. Я призвала Анну быть терпеливее с отцом и с самой собой, когда она старается не потерять отца вновь, и выработать определенный способ реагировать на его неуместные замечания.

Сначала Анна видела только два варианта: отправить письмо или игнорировать комментарии своего отца. Но молчание, когда поведение отца было неуместно и расстраивало Анну, было несправедливо по отношению и к ней, и к отцу, и к их отношениям. Поскольку ситуация была невероятно напряженной, я помогла Анне составить альтернативный план того, что она скажет отцу. Она изложила все, что хотела сказать ему, на бумаге, а потом отрепетировала с подругой.

Возможно, вам покажется, что такое стратегическое планирование не имеет ничего общего с честностью, но, как я уже говорила ранее, это не так. Иногда можно действовать экспромтом, но когда ставки высоки, мы должны быть вдумчивы и хорошо подготовлены. Конечно, если единственной целью Анны было выразить свой гнев и передать отцу всю бурю своих эмоций, она могла попросту так и сделать. Если, однако, ее цель – быть услышанной и дать отношениям с отцом наибольший шанс на успех, ей нужно было составить план действий. Чтобы защитить важные для нас отношения, вполне возможно говорить честно и вместе с тем действовать с осторожностью.

Анна поступила так. В следующий раз, когда ее отец произнес что-то неуместное, она спокойно, но твердо сказала: «Папа, когда ты говоришь нечто подобное, я чувствую себя очень неуютно. Пожалуйста, не говори так, когда ты со мной».

Если бы отец Анны оказался открытым и гибким человеком, всего одно такое замечание могло бы принести нужные результаты. Но так бывает редко. Как и ожидалось, в нем сработала защитная реакция. Он сказал что-то вроде: «Ты сейчас просто слишком остро все воспринимаешь. Не учи меня, как себя вести!» Автоматическим ответом Анны – а она была «правильная» феминистка – мог бы стать гнев и протест против его сексизма и овеществления женщин, как это было изложено в ее письме. Но вместо этого она заговорила о себе – о его влиянии на нее. Анна сказала: «Папа, я хочу, чтобы ты знал, какие беспокойство и дискомфорт я ощущаю, когда ты глазеешь на женщин или отпускаешь комментарии об их фигурах». Ей потребовалось огромное мужество, чтобы произнести эти слова, ведь она не хотела терять связь с отцом. Терапия помогла ей не воспринимать его высказывания близко к сердцу, а увидеть в них проявление сильного беспокойства, возникшего, когда он вернулся в тревожное эмоциональное поле семьи, из которой когда-то сбежал.

При решении проблем, связанных с тревогой, важно понимать процессуальный характер перемен. Существенные изменения в семейной жизни не возникают после разовых стычек. Анна должна была дать отцу время подумать о том, что она ему сказала, и он, скорее всего, захочет проверить, насколько серьезны ее слова и станет ли она твердо отстаивать свою позицию. Сначала у него возникла ярко выраженная защитная реакция, и неуместные замечания в присутствии Анны продолжились, хотя теперь он бормотал их себе под нос.

Анна решила, что следующим шагом станет записка, где будет вновь изложена ее точка зрения:

«Папа, мне было очень хорошо, когда мы проводили с тобой время на днях. Для меня очень много значит, что мы снова общаемся после стольких лет. Я потеряла маму. Я не хочу потерять тебя снова. Ты для меня очень важен. Но я еще раз хочу сказать, что мне трудно находиться с тобой, когда ты по-прежнему не уважаешь мои чувства. Я твоя дочь, а не приятель. Полагаю, что неуместно глазеть на женщин и отпускать замечания об их фигурах при мне. Конечно, я надеюсь, что ты подумаешь над тем, что я говорю, и примешь во внимание мои чувства. С любовью, Анна».

Несмотря на то что ее отец не упоминал о записке, сексуальные комментарии больше почти не звучали. Анна сделала интересное наблюдение: отец иногда возвращался к прежней манере поведения, когда они чаще общались или когда один из них настаивал на более тесном контакте. Я предложила Анне отслеживать, сколько времени она проводит с отцом. Нередко, когда члены семьи воссоединяются после долгого расставания, одна или обе стороны пытаются достичь очень многого слишком быстро. Воссоединяться с одним из родителей после длительной разлуки лучше всего медленно. Даже если Анна или ее отец хотели установить более тесные отношения, им было важно понять, что глубокая рана заживает нескоро, и этот процесс, как правило, движется рывками.