За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер

Чем конкретно занимается антропология?

Пол ответил, что, по сути, – я привожу слова из его статьи, опубликованной примерно через полтора года после этого, – для антропологии не так важны измерения, как важен смысл. Так же, как когда мы совершенствуемся в языке, мы должны не только понимать буквальное значение слов, но и улавливать разнообразные смысловые оттенки, а для этого нужно знать историю, политику и экономическую систему страны. Иначе невозможно по-настоящему вникнуть в суть таких событий, как смерть леди Манго.

В статье, которую он напишет через год, Фармер использует выражения типа “сложнейшая сеть взаимосвязей между заболеваниями, статусом питания, социоэкономическими факторами, религиозными верованиями и ритуалами, связанными со здоровьем и патологией”. Объясняя явления, подобные гибели леди Манго, он обычно выражался ненамного проще, но Офелия умела переводить. Конечно, бывают несчастные случаи. Но не всякое несчастье – случайность. Плохая дорога вниз по Морн-Кабри, перегруженный тап-тап, настойчивое стремление крестьянок попасть на рынок, чтобы что-то продать и накормить семью, – все эти факторы отнюдь не случайны, каждый из них имеет причину. А главные причины – нескончаемое самоуправство Дювалье и давняя привычка Соединенных Штатов осыпать деньгами диктаторов вроде Бэби Дока, которые на эти средства укрепляют свою власть, окружают роскошью себя и ближайших сподвижников, однако почти ничего не тратят на благоустройство дорог, транспорта и так далее.

До знакомства с Полом страна казалась Офелии просто необычной – странной и пугающей. Червь сантиметров в тридцать длиной, выходящий, извиваясь, из попки ребенка в клинике, где она работала сначала. Бесчисленные детишки с расстройством желудка. Ежедневная церемония исполнения национального гимна перед президентским дворцом, когда закон предписывал всем остановиться и слушать эту металлическую музыку – на ослушников обрушивался гнев тонтон-макутов. Но теперь появился человек, разъясняющий ей Гаити. Пол изложил общую теорию бедности, обрисовал картину мира, устроенного элитами всех стран для удовлетворения своих потребностей. Описал, как элементы этого устройства встраиваются в идеологию и становятся незыблемыми, а подлинная история формирования нынешнего порядка предается забвению. Что же до истории Гаити – катастрофы, покрытой отпечатками пальцев западных держав, прежде всего Франции и Соединенных Штатов, – ее он знал во всех подробностях.

Пока Пол читал ей свое новое стихотворение, Офелия глядела в окно. Его главная тема – бедность, думала она, а эти окошки дома с привидениями – его наблюдательный пункт. Но ему нужен другой пункт, получше. Точного плана у него не было, хотя цель, похоже, была ясна. Он приехал сюда заниматься этнографией, эта область антропологии ему нравилась больше всего – изучать культуру, но не по книгам и артефактам, а через общение с людьми, эту культуру унаследовавшими и развивающими. Специализироваться он собирался в медицинской этнографии. Он хотел разобраться во всем, что касается заболеваемости и смертности в стране, страдающей от болезней больше всех других стран в Западном полушарии. Хотел писать обо всем, что узнает, говорить от имени тех, кто не имеет голоса. А еще он станет врачом, хотя пока не определился с областью медицины. Может быть, психиатром. В любом случае он намерен лечить бедных. Может быть, будет работать в Африке, а может быть, в бедном черном квартале в Америке.

Вызывая Пола на откровенность, Офелия чувствовала и восхищение, и страх. Как-то во время очередного долгого разговора в его комнате она поймала себя на мысли: “Ох ты черт, а ведь моя жизнь переменилась!” Годы спустя она говорила мне: “Думаю, у каждого бывает такой момент, когда вдруг понимаешь: вот сейчас тебе открылся смысл происходящего. Как, например, когда осознаешь, что твои родители не хорошие и не плохие, а то и другое сразу. И все, мир больше никогда не будет прежним”.

В конце концов, она же была еще совсем юной. И человек пятью годами старше ее вполне годился на роль наставника, хотя время от времени его высказывания напоминали, что он и сам еще не очень взрослый. Поздней весной она улетела домой, сообщив ему, что начнет готовиться к медицинскому институту. Она тоже решила стать врачом. “Хорошо, – серьезно сказал на это Пол, уже окончивший подготовительный курс. – Знаешь, что тебе надо сделать? Двусторонние карточки, с вопросом на одной стороне и ответом на другой”.

Они обещали писать друг другу.

Пол попросил Офелию позвонить его родителям, когда она будет дома, но забыл упомянуть об одном из правил Стража, который в 1983 году еще был жив-здоров. Дочери должны были звонить ему каждый вечер после уроков и работы, перед тем как выезжать из Бруксвиля в “Стар-роудскую тюрьму”. Офелия также не могла знать, что сестра Пола Пегги недавно научилась замечательно имитировать британский акцент.

И вот Офелия звонит:

– Здравствуйте, мистер Фармер. Меня зовут Офелия, я только что вернулась из Гаити. Там я виделась с Полом. Он шлет вам сердечный привет и просил передать, что у него все в порядке.

– Да-да-да, ну конечно! Кончай, Пегги.

– Нет, меня зовут Офелия, и я только что видела Пола.

– Меня не проведешь, Пегги. Немедленно домой! – И Страж повесил трубку.

Офелия позвонила опять и в конце концов сумела убедить его. Страж извинился, и она услышала чей-то смех на том конце провода.

Офелия оставила Полу несколько современных романов. К ее возвращению в Англию от него уже пришло письмо – своего рода книжная рецензия: “Роман гораздо интереснее читать, если ты знаком с “Адом” Данте и “Улиссом” Джойса (глава, где Блум приносит Молли завтрак в постель), Гомером, Прустом (“В поисках утраченного времени”) и пьесой Жене “Служанки”. В конце был постскриптум: “Ты зараза, зачем оставила меня здесь одного?” Далее следовали все более горячие послания с требованием письма: “Хулиганка ты. Почему до сих пор не отправила ко мне почтовых голубей?” Если она не напишет toute de suite – немедленно, он запрет ее в чулане с их весьма непривлекательным общим знакомым, даст им обоим сильнейшее возбуждающее средство и заберет освежитель рта. Офелия долго не отвечала ему, почему – сама не знает, может быть, просто ленилась. Но она не отказалась от своего намерения учиться на врача и приходила в ужас от мысли, что может больше никогда не увидеть Фармера.

Вскоре после ее возвращения в Европу отец взял Офелию с собой на ланч с Грэмом Грином, одним из любимых писателей Пола. Пожилой романист, высокий и сутулый, искренне обрадовался новостям из Гаити, особенно тому, что знаменитый плут Пьер Малыш до сих пор цел. Грин надписал для нее экземпляр “Комедиантов”: “Офелии, видевшей истинное лицо Гаити”. Если он правда считает ее знатоком Гаити, подумала она, что бы, интересно, он сказал о Поле Фармере?

Канжи Фармер впервые увидел в конце мая 1983 года, вскоре после отъезда Офелии. Все еще подыскивая себе место для работы, он снова отправился на Центральное плато, где свел знакомство с местным англиканским священником по имени Фриц Лафонтан. Невысокий, но солидный, Лафонтан держался с достоинством, чтобы не сказать – царственно, и отличался властными, порой резковатыми манерами. При поддержке епископальной церкви диоцеза Верхней Южной Каролины он управлял в Мирбале крошечной клиникой (там работал всего один врач). Кроме того, Лафонтан с супругой помогали строить школы и создавать локальные выборные административные органы, женские организации, программы начального обучения для взрослых в ряде бедных маленьких населенных пунктов этого региона, в том числе в Канжи. Здесь Лафонтан затеял и курировал строительство часовни, а также некоего зачаточного подобия школы. Фармера он привез сюда из Мирбале в кузове своего пикапа.