За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер

Офелия копалась в карточках, ища вопрос, который, как она надеялась, поставил бы Пола в тупик. Так было приятно, когда выпадала возможность прочесть ему правильный ответ – словно она и впрямь делает что-то полезное.

– Так, Пи-Джей, а что такое дистрофическое обызвествление?

– Дистрофическим обызвествлением называется чрезмерное отложение солей кальция в омертвевших тканях. – Тут он назидательно поднимает палец: – Разумеется, его не вызывает гиперкальциемия. А вот метастатическое обызвествление с гиперкальциемией как раз связано.

Она переворачивает карточку, стараясь скрыть разочарование.

– Верно! Отлично, Пи-Джей.

Иногда они ходили по деревням пешком. По дороге Пол показывал ей разные растения. “Индиго, – говорил он. И тут же с выжидательной улыбкой: – А по-латыни как называется?”

Так он вел себя с тех самых пор, как они познакомились. Порой ей казалось, будто он нарочно это делает, чтобы она чувствовала себя невеждой. “Да нет же, дурочка, вовсе нет, – твердила она себе. – Он просто любит произносить всякие названия. Игры у него такие”.

Но все-таки трудно было не сравнивать себя с ним. Почти в каждой хижине, куда они заглядывали, их потчевали угощением из элементов, как выражался Пол, пятой группы[3], от которого чаще всего обоих воротило. Они притворялись, будто с удовольствием жуют мясные пирожки с запахом пота и тому подобные деликатесы, а сами строили друг другу рожи, стоило хозяевам отвернуться. И вот однажды каждому преподнесли нечто вроде глазуньи на студенистой массе из свиного жира и хрящей. Офелия попробовала, и ее чуть не стошнило. Улучив момент, когда на них никто не смотрел, она протянула тарелку Полу, прошептав: “На, сам это ешь”. Он взял тарелку и мигом проглотил содержимое. Потом с усмешкой покосился на нее и шепнул: “Незачет”. На обратном пути они посмеялись над приключением, однако же из всех бесчисленных ситуаций, когда ей приходилось есть такое, на что она и смотреть-то могла с трудом, Офелии врезалось в память именно это проваленное испытание.

Как-то раз, спускаясь по крутой горной тропе в окрестностях Канжи, она поскользнулась. Мимо шли местные, и кто-то крикнул ей по-креольски: “Смотри под ноги!” Офелия упрямо сжала челюсти. Значит, слабачкой ее считают? Пожилой мужчина подошел и протянул ей свой посох. “Нет-нет, не надо!” – воскликнула она. Пол сурово посмотрел на нее. “Никогда от такого не отказывайся, – произнес он с нажимом. – Это бесценный дар”. Разумеется, он был прав. Ее щеки горели.

В Канжи они спали в разных домах – все-таки их покровитель был священником. Однажды вечером, отправляясь восвояси, она решила непременно встать завтра раньше Пола. Поставила будильник на пять. А утром ее разбудил его голос во дворе под окошком – он напевал ей песенку, а она лежала в постели, думая: “Я просто хочу сделать что-нибудь лучше, чем он. Хоть разочек”.

Пол расширил и углубил свой медицинский соцопрос, начатый в Канжи и окрестностях в 1983 году. Он нашел книгу, где описывался подобный опрос в сельской местности в Индии, и пользовался ею как учебником. Офелия занималась сбором данных – ходила пешком из деревни в деревню, иногда с Полом, но чаще с его молодыми рекрутами из местных, знавшими все пути. Заросшие тропинки вели вниз по оврагам и вверх по горным склонам, жара стояла немилосердная. Лицо девушки страшно обгорало на солнце, зато ее креольский значительно прогрессировал, и каждый поход был ей важен, хоть и выворачивал душу. Офелия приходила в крошечную двухкомнатную лачугу, ей приносили стул и что-нибудь попить, потом рассказывали о своих бедах и невзгодах, а она записывала. На вопрос о дате рождения ей отвечали, в правление какого президента они родились либо до или после плотины. Когда она спрашивала, сколько человек здесь живет, мать или отец семейства перечисляли имена, иногда штук одиннадцать, а Офелия поднимала голову, смотрела на полоски неба, просвечивающие сквозь кровлю из коры банановой пальмы, и представляла себе сезон дождей. Смотрела на металлические колпаки на сваях их маленьких амбаров и думала: “Крысы”. Отмечала особый запах в тесных, переполненных хижинах: “Не вонь грязных носков, а характерный запах бедности, когда в помещении дышит много голодных людей”.

Иногда она попадала в дома, где кто-то умирал, зачастую дети, страдающие от острых кишечных инфекций. За водой жителям Канжи приходилось спускаться четверть километра по крутому склону. Они опускали в стоячий водоем свои калебасы или пластиковые бутыли, тащили их полными обратно наверх и, конечно, старались растянуть на подольше. Так что вода по нескольку дней стояла в незакрытых сосудах.

Решение предложила группа американских и гаитянских инженеров. Американцы были прихожанами епископальной церкви Верхней Южной Каролины, уже много лет помогавшей отцу Лафонтану. У подножия двухсотпятидесятиметрового холма выбивалась на поверхность чистая подземная речка. До строительства плотины она служила основным источником питьевой воды для местных жителей. Инженеры придумали, как использовать силу ее течения, чтобы гнать эту хорошую воду по трубам наверх в Канжи, где они построят сеть общественных колонок.

Как только проект осуществили, вспоминала Офелия, уровень детской смертности резко снизился.

Воочию убедившись, сколь велико значение воды в деле здравоохранения, Фармер проникся нежностью к технологиям в целом, а заодно презрением к “луддитским ловушкам”. Чтобы пояснить это выражение, он всегда рассказывал, как однажды, вернувшись в Канжи из Гарварда, узнал, что отец Лафонтан организовал сеть бетонных общественных уборных. Тридцать туалетов были размещены по всей деревне и выглядели замечательно.

– Но соответствующая ли это технология? – спросил Фармер. Этот термин он подцепил на лекции в Гарвардской школе здравоохранения. Как правило, он означал, что всякую задачу следует выполнять при помощи самой простой из соответствующих ей технологий.

– А ты знаешь, что такое соответствующая технология? Это когда все хорошее богатым, а бедным – дерьмо! – рявкнул священник и еще пару дней потом не разговаривал с Фармером.

Лафонтан также курировал строительство клиники в Канжи – в Южной Каролине собрали средства. В учреждении, конечно, предполагалось создать лабораторию. Фармер раздобыл брошюру Всемирной организации здравоохранения о том, как оборудовать лаборатории в странах третьего мира. Рекомендации там давались весьма скромные. Можно обойтись всего одной раковиной. Если провести электричество проблема, можно использовать солнечные батареи. Самодельный микроскоп на солнечной подзарядке для большинства задач вполне сгодится. Брошюру Фармер выбросил. Первый микроскоп в Канжи был настоящий, украденный из Гарвардской медицинской школы. “Справедливое перераспределение, – объяснял он позже. – Мы просто помогали университету избежать преисподней”.

Предпринимательство в Канжи и окрестных деревнях рождалось, в сущности, на пустом месте благодаря новой системе здравоохранения, выстроенной под руководством отца Лафонтана. Удивительно, как ему удавалось столь быстро и надежно строить в местности, где не было ни электричества, ни материалов, ни приличных дорог. При планировании же этой своей системы он все больше руководствовался мнением Фармера.